Внешность Андре изменилась почти мгновенно. Теперь передо мной стоял жгучий брюнет со смуглым, обветренным лицом, голубыми глазами и острым подбородком. Он вопросительно на меня посмотрел.
– Отлично, – кивнула я. И, не удержавшись, осклабилась: – Ты совсем на себя не похож!
Незнакомый мужчина со знакомой мимикой слегка улыбнулся, принимая колкость, и настойчиво потянул меня к выходу.
– Пора выбираться из этого чертова города!
Я не возражала.
На мгновение прислушавшись, мы откинули полог и вышли наружу. Гадалка прищурилась, но тут же одобрительно кивнула. То ли ожидала чего-то подобного, то ли быстро сориентировалась, благо ее профессия тоже являлась подвидом магии, пусть и весьма нестандартным.
От предложенных денег Терна отказалась.
– Спасибо. – Я на секунду склонила голову. – Мы не забудем вашу помощь. И если нам когда-нибудь представится возможность вас отблагодарить, мы непременно ею воспользуемся.
– Представится, даже не сомневайтесь, – без тени сомнения усмехнулась гадалка. – Они ушли вон туда.
Женщина указала рукой в том направлении, куда ее стараниями отправились стражники. Вновь благодарно кивнув, мы со словами прощания зашагали в противоположную сторону. Да, наша внешность изменилась, но береженого Бог бережет.
На этом моя часть работы закончилась; теперь меня уверенно вел Андре. Мы покинули площадь и прямиком направились к станции, где можно было нанять карету из Тонгута в Запп. Этот маршрут пользовался немалым спросом; большинство приезжих оказывались в этих городках именно для того, чтобы пересечь границу между двумя государствами либо в одну сторону, либо в другую. По дороге мы задержались только один раз, когда Андре перехватил гонца, на сумке которого недвусмысленно красовалось изображение голубя. Андре вручил ему написанное в шатре письмо, а также весьма солидную плату за услуги.
Когда мы уже ехали в мирно покачивающейся карете, я поинтересовалась:
– Что за письмо ты отправил с гонцом?
На губах Андре заиграла недобрая улыбка.
– Послание шерифу Мелриджа, – ответил он. – Как-никак Тонгут тоже находится в зоне его ответственности.
– Вот как?
Я начала догадываться, каково было содержание послания.
– Я написал ему, что некий Росандо Линтедж напал на тебя и пытался обесчестить. А когда у него ничего не вышло, решил отомстить, оклеветав нас перед местными стражами порядка. Попросил принять необходимые меры и позаботиться о том, чтобы парень ответил по всей строгости закона. А заодно намекнул, что Линтедж сильно ударился головой, так что истории, которые он станет рассказывать, могут оказаться совсем уж странными. Так что на его счет можешь не беспокоиться. Ближайшие несколько лет он проведет в тюрьме без права переписки.
Я хотела продолжить расспросы, но тут карета замедлила бег и вскоре остановилась; мы подъехали к границе.
В Риннолию въехали без малейших сложностей. При Андре было рекомендательное письмо от шерифа Мелриджа, благодаря которому нас пропустили практически сразу. Но кучер прямо там же, на границе, взял оставшихся без транспорта попутчиков – колесо их кареты слетело с оси. Поэтому с дальнейшими разговорами нам пришлось повременить.
Можно было считать, что из инсценированной Росандо переделки мы благополучно выбрались. Однако на всякий случай мы приняли дополнительные меры предосторожности. Велели кучеру высадить нас на центральной площади Заппа, той самой, где год назад Андре так удачно дебютировал в бродячем театре. А уж оттуда дошли пешком до одной из гостиниц. Теперь, даже вздумай кто-нибудь допросить кучера, выяснить, куда именно мы направились в городе, он бы не смог. В гостинице мы назвались не Эртой и Артуром Делл, а другими вымышленными именами.
Оказавшись наконец в номере, я прислонилась к холодной стене и облегченно выдохнула. Почувствовала, как дрожат от пережитого напряжения руки.
Андре прошел к стоявшему в центре комнаты круглому столику и зажег от оставленной слугой свечи еще одну. Магических источников освещения здесь не использовали, а наш переносной фонарь, увы, остался вместе с прочими вещами в тонгутском гостиничном номере.
– Завтра придется заново приобрести самое необходимое, – заметил Андре.
– А? – Я резко повернула голову и, хмурясь, устремила на него невидящий взгляд. – Что?
– Я сказал, что завтра надо будет кое-что купить, – терпеливо повторил Андре.
Я рассеянно кивнула.
– Что с тобой? Ты в порядке? – спросил он, подходя поближе и всматриваясь в мое лицо.
Точнее сказать, не мое. Вспомнив об этом, я на всякий случай сняла с нас обоих заклинание. Кто знает, может, оно потихоньку тянет из меня силы, хотя с уверенностью я этого сказать не могла. По лицу пробежал легкий приятный холодок, будто в летнюю жару его обдуло горным ветерком. Андре приложил руку к собственной щеке, видимо тоже ощутив изменение.
Я нервно передернула плечами и интенсивно потерла виски. Потом прошла все к тому же столику и налила в кубок воды из графина. Примерно половина жидкости расплескалась при этом по столешнице, но вторая половина все-таки оказалась в кубке, что позволило мне ее отхлебнуть. Пила я настолько жадно, а может быть, просто неаккуратно, что часть воды потекла по подбородку. Это меня разозлило, и я в сердцах швырнула кубок об стену.
– Так. С тобой все ясно, – произнес Андре. – Иди сюда.
Сказав это, он сам шагнул мне навстречу. И, пока я глядела на него затуманенным от нервного перенапряжения взглядом, настойчиво притянул к себе. И поцеловал в губы.
И что он, спрашивается, делает? Неужели непонятно, что мне сейчас не до этого?
– Отстань! – выкрикнула я, отстраняясь. – Я не хочу.
К моему немалому удивлению – и немалой злости, – Андре не послушался. Вместо этого продолжал меня целовать, параллельно развязывая шнуровку платья.
Я попыталась его оттолкнуть. Он не поддался. Разозлившись пуще прежнего, я ударила его по плечу. Никакой реакции. Его руки, уже ослабившие шнуровку, спустились ниже. Мне захотелось причинить ему боль. Но царапать тело сквозь рубашку было бессмысленно, поэтому я стала быстро расстегивать пуговицы, обнажая сперва его шею, а затем и грудь. Теперь я уже отвечала на его поцелуи – зло, агрессивно и жадно.
Андре повалил меня на кровать. Я схватила его за плечи, с силой сжала, потом притянула к себе, царапая ногтями. Одеяло быстро слетело на пол, простыня съехала в сторону, обнажая матрас.
Это продолжалось довольно долго. Я оказывалась то снизу, то сверху, чувствуя себя то жертвой, то победительницей, то загнанной добычей, не желающей смириться со своей участью и готовой сопротивляться до последнего, то диким зверем, не ведающим пощады. Наконец из моей груди вырвался крик, и я обессиленно упала на кровать, широко раскинув руки.