— Так, сэр! Расчеты я могу проделать письменно, но результаты вряд ли будут отличаться больше, чем на процент. И тем не менее… Этот расчет верен, если подключение трансформатора проводить с конца перрона. Если же передвинуть точку подключения в центр, то сопротивление уменьшится вчетверо и будет всего двадцать две сотых ома. Поэтому падение напряжения будет куда меньшим. И к тому же оно будет на дальних концах перрона, а мэр, готов спорить, выступать станет по центру. Так что тускло светить станут только дальние от него фонари. И последнее, если крайние фонари будут слишком тусклыми, мы просто выкрутим там лампочки.
Я ждал оваций. Но… Видно, это были не те люди.
— Ганс! — обратился Мэйсон к немцу. — В том, что говорит этот… м-м-м… молодой человек, есть здравое зерно.
Манхарт, прежде чем ответить, поразмыслил некоторое время и потом кивнул.
— Да, это звучит разумно. Ваш внук — тут он снова подпустил в голос яду, — ошибся не только с расчетами, но и с выбором точки подключения. Кажется, нам повезло, и одна ошибка нейтрализует другую.
— Но, если это так, то, Ганс, возможно, не стоит сообщать об этом кому-то еще, верно?
Манхарт помолчал. Потом встал, прошелся по комнате… Потом медленно и жестко произнес:
— Да, мне будет достаточно, чтобы ваш внук больше не появлялся на стройке. Ни лично, ни для выполнения каких-то работ.
Из мемуаров Воронцова-Американца
«Мое решение понравилось Гансу. И уже вечером, посмотрев эскизы и огрубленные сметы, а главное — результаты „натурного эксперимента“, он предложил мне место своего помощника. Двадцатка в неделю! С того самого дня. И обещание, что если я и дальше не разочарую Ганса, то будет тридцать. Месяца через два.
Спаркс тоже расщедрился. Он не только отпустил меня к Манхарту и простил долги, но и выдал пятьдесят долларов дополнительно. Как он сказал, бухтя что-то там про „Господь, благословляя, дает нам деньги“, на первичное обустройство и обзаведение костюмом. Так что уже вечером я переехал из барака строительных рабочих, стоявшего далеко за городом, в другой, поменьше, построенный для „блатных“ — одиноких десятников, писарей, кладовщиков и мастеров редких специальностей. Причем меня, подчеркивая выросший статус, поселили не в комнате на шестерых или на четверых, а вдвоем. У нас даже кровати были в один ярус, а не в два. И стояли письменный стол, шкаф для одежды и по тумбочке на каждого. Дверь — запиралась!
Понимаю, это звучит не очень круто, но по сравнению с бараком на две сотни рыл и нарами в три яруса — я очень резко „поднялся“ буквально за один день! И, получается, что подвигло меня на этот перелом судьбы чувство, вспыхнувшее к Мэри. „Не может же это быть просто так“, — решил я…»
Неподалеку от Балтимора, 13 августа 1895 года, вторник, 8 утра
Я пришел к вокзалу минут за пять до восьми. И ходил кругами, не в силах унять возбуждение. Надо же, у меня получилось. Получилось! С самого дна я приподнялся до уровня офисного планктона. Теперь бы не оплошать. А, вот и Манхарт показался!
— Доброе утро, сэр! — поспешил поздороваться я.
— Доброе, Юра, доброе… — добродушно и как бы рассеянно пробурчал тот в ответ, — и перестань говорить мне «сэр». Ты — мой помощник. Смею заметить — единственный. Так что нам работать вместе, я думаю, долго. И излишняя почтительность только отнимет время.
Дождавшись, пока я кивну в ответ, он продолжил:
— Ну что, пошли отрабатывать жалованье? Чтобы завтрашнее мероприятие прошло совсем без проблем, нам бы надо еще и паровик запустить. А то вдруг где авария?
И мы пошли.
Паровик представлял собой довольно обычный, по моим представлениям, компаунд с трехкратным расширением пара. Я такие на «Авроре» видел, когда был там с экскурсией. Ну те, конечно, были побольше. А этому достаточно было снабжать электроэнергией освещение, вентиляцию и насосы станционной водокачки.
И мы стали разбираться. По порядку. Уголек в топке горел, пар вырабатывался, и приборы показывали нормальное давление в котле и температуру. Машина тоже работала. А вот генератор нужной мощности не выдавал.
— А где измеряется расход пара, сэр… Ой… То есть мистер Манхарт?
— Нигде, — коротко ответил тот. — Видишь ли, Юра, обычно это совсем не нужно. Но я понимаю ход твоей мысли. Если в порядке давление и температура пара, то либо пара поступает недостаточно, либо проблема в машине. Но измерение объема пара здесь не ведется. Что будем делать? — посмотрел он на меня испытующе.
Ах да, он вел себя так мило, что я и забыл, что нахожусь на испытательном сроке. А впечатление нужно поддержать.
— Тогда, возможно, тут есть счетчик расхода конденсата? Или расхода подпитки котла? Ведь массовые потоки примерно равны… [61]
— Верно, — одобрительно глянул он на меня. — Есть счетчик расхода подпитки. Вот там установлен! — и он показал пальцем, где.
Да, место выбрали не очень удобное. В узком промежутке между паровиком и стеной. Но ничего, слазил, посмотрел. Расход оказался нормальным.
— Вот на этой точке я вчера и остановился! — весело доложил Манхарт. — Позвали с лампами разбираться. — Что предлагаешь делать дальше?
— А дальше все просто! Если мощность в паровик подходит в нужном количестве, а снимается ее меньше нормы, значит, где-то она выделяется в виде тепла. Берем термометр, и смотрим, что нагрето выше нормы.
И мы стали искать. И нашли, разумеется. Конденсат выходил не с положенной сотней градусов по Фаренгейту, температура была чуть выше двухсот. [62] Он почти кипел. Естественно, мощность была понижена.
— Мистер Манхарт, — обратился я к нему, не дожидаясь понуканий, — если конденсат не удается достаточно охладить, то проблема у нас либо с подачей охлаждающей воды, либо трубки конденсатора заросли и мешают отводу тепла.
Мы проверили. Расход охлаждающей воды был в норме, сама вода — достаточно холодная… Тогда мы приступили к последней проверке. Манхарт дал команду остановить паровик и заглушить котел.
— Теперь надо часа два ждать, пока он остынет. Прохлаждаться нам некогда, так что пойдемте пока обойдем площадку.
Надо сказать, мне было что посмотреть. Стройкой я никогда не занимался и крайне редко их посещал. Так что охотно мотал на ус.