Неподалеку от Балтимора, 17 августа 1895 года, суббота
Естественно, к особняку Уильяма Мэйсона я подошел «одетым с иголочки, гладко выбритым и минута в минуту». Встретивший меня слуга принял головной убор и провел меня внутрь дома.
Внутри все стены были увешаны охотничьими трофеями. Сразу видно, что хозяин дома без ума от охоты. Ну и отлично, вот и тема для застольной беседы образовалась.
— Здравствуйте, мистер Воронтсофф! — вышел навстречу хозяин дома. — Хорошо, что вы вовремя. Знакомьтесь — это мой внук Фред.
Рукопожатие у Фреда было твердым, взгляд — открытым, улыбка — широкой. В этом времени, где Карнеги еще не научил американцев всегда улыбаться, именно он, а не я, казался пришельцем из будущего. Впрочем… У меня, видевшего обкатанные образцы, эта «тестовая версия» вызвала легкое раздражение. Глаз невольно замечал слегка наклоненную голову и прочие мелкие приметы дискомфорта. Он старался быть открытым, изо всех сил старался, но… Это не его стиль. И от этого, похоже, бедняга чувствовал себя немного не в своей тарелке. Я невольно посочувствовал ему. И улыбнулся в ответ.
— Ну, проходите за стол, молодежь! — громко, как привык на стройке, распорядился Уильям Мэйсон. — А уж потом и поговорите!
Неподалеку от Балтимора, 17 августа 1895 года, суббота, несколько позже
Разумеется, перед обедом, они все, взявшись за руку, помолились. Причем Фредди пришлось браться за руку этого русского. Он с трудом терпел, чтобы не раздражать деда, но когда прозвучало финальное: «Аминь!» — с облегчением отпустил ее.
Памятуя вчерашнюю беседу с дедом и его просьбу не раздражаться раньше времени, а выслушать и постараться понять, Фредди изо всех сил старался не показать окружающим, насколько этот русский раздражает его. Да и вообще — задавить это раздражение. Недостойно ему, чьи предки живут на Восточном побережье уже шестое поколение, и все это время занимали в местном сообществе видное положение, обращать так много внимания на дикаря, только что с парохода. К концу обеда он почти справился с собой и собрался сказать этому русскому какую-нибудь любезность. Дикари любят, когда что-то лестное говорят об их дикарской родине. Но дедушка и тут успел раньше:
— Кстати, Юрий, вас, наверное, должен вдохновлять опыт мистера Хилкова? [66]
— Кого, простите?
Дядя несколько смешался… Но долго смущаться он не умел, поэтому продолжил несколько преувеличенно бодрым тоном:
— Ну как же, Майкл Хилков! Его в самом начале этого года назначили вашим министром железных дорог. А начинал он тут, у нас, от простого кочегара пошел вверх. Об этом много писали в газетах!
«Разумеется! В их дикарской стране любому нашему кочегару министром стать — раз плюнуть! Только кто ж туда добровольно поедет?» — мелькнула у Фредди ядовитая мысль.
«Вот она — разница! Здесь можно набраться такого опыта, что у нас в России тебя и министром сделают. Ну, не сразу из кочегара, конечно, но если дорасти до начальника — легко!» — синхронно подумал я и ответил:
— Простите, сэр! Но я давно не был на родине. Путешествие вышло небыстрое, с множеством пересадок. Так что эта новость промелькнула мимо меня!
— А жаль, жаль… Романтическая история. Князь прибыл под чужим именем, начал простым кочегаром, дорос до начальника службы движения… Потом еще Аргентина, Болгария… И всюду — очень быстрый рост.
— Да, любопытно, я обязательно найду газеты и почитаю, — дипломатично согласился я.
— Именно, молодой человек! Я вижу в вас большой потенциал! Старайтесь, старайтесь изо всех сил! Будьте полезны компании, и вы повторите его успех!
Минутку помолчал, видимо, ожидая ответа, затем, не дождавшись, сказал:
— В моем возрасте доктора рекомендуют отдыхать после обеда. А вы, молодые люди, идите-ка в библиотеку. Там есть бумага, ручки, чернила и стол. Так что там вы сможете изучить всю вашу электротехническую премудрость. И вот еще что, я надеюсь, в час вы уложитесь. Поэтому, мистер Воронтсофф, жду вас через час в своем кабинете.
Разыгрывая из себя любезного хозяина и непрерывно улыбаясь, Фредди провел русского в библиотеку, усадил за стол и сделал вид, что внимательно слушает.
Поскольку объяснять пришлось уже в третий раз (первый раз у вокзала, второй — письменно — для Манхарта), я изложил все очень просто. И даже формулы писал так, как к этому привыкли в Америке этого времени. В общем, объяснение вместе с аккуратной и подробной записью заняло всего четверть часа.
— Понятно? — спросил я у Фреда в конце.
— Более чем! — ответил Фредди. — Вы все так ясно изложили.
Ему действительно все было понятно. Этот русский ловко использовал предрассудки в обществе. Увы, но современное общество полно предрассудков. Вот, казалось бы, — ситуация яснее ясного! Он, Фредди, выдал гениальную идею, как уменьшить расходы, поставив более тонкий кабель. И она оказалась верной — все работает! И все эти глупости про «точку подключения» — не его, Фредди, забота. На этот случай как раз и нужны все эти «дрессированные головастики», ловко жонглирующие формулами. Все эти манхарты и воронтсоффы. Ведь ясно же. Любому здравомыслящему человеку ясно, что каждый должен заниматься своим делом. Они, васпы, должны давать идеи. Говорить, чего добиться. А эти «головастики» обязаны довести их до ума. Это не заслуга их, а обязанность, [67] понятно?! Но общество, к сожалению, очаровано недоступными большинству умениями этих «головастиков». И считает, что в их умениях что-то такое есть. А с чего вдруг? Ну, взять вот хоть этого русского. Да, он ловко сыпал цифрами и формулами, которые самому Фреду никак не давались, несмотря на годы обучения у лучших преподавателей. Но мало ли что и кому дано. Вон итальяшки ловко стряпают, а мексиканцы — поют, танцуют и играют на гитаре. Негры хорошо пляшут. И ему так не выучиться. Так что теперь, и негров с итальяшками в общество принять? Эдак много до чего договориться можно! Ведь и осел выносливее человека, а конь — быстрее. Может, и их к людям приравняем на этом основании!