Такая перспектива меня очень привлекала.
— Ага, монсьор, — довольно заржал Тук. — Я только «за».
— И я… — пискнул позади Франсуа.
А когда я обернулся, парень густо покраснел.
— Слышали, монсьор?! — Шотландец от избытка чувств хлопнул парнишку по плечу, чуть не сбив его на землю. — Слова не мальчика, но мужа. Для тебя, Франсуа, все непотребные девки в этом городе — за мой счет.
— Не спеши, братец. А вдруг он окажется еще тот ходок и разорит тебя вчистую, а я за тебя платить не собираюсь. Франсуа, тебе какие девки нравятся: попышнее или поизящнее? — решил я немного подразнить мальчика.
— А все равно, — попытался изобразить солидный басок Франсуа, — абы все нужное на месте было.
От нашего дружного хохота чуть не упал с осла неспешно трусивший нам навстречу толстый монах. А потом он еще долго провожал нас взглядом и что-то бурчал под нос. И правильно, толстозадый. Только вякни что… И сан церковный не спасет от тумаков.
Франсуа с каждым днем нравился мне все больше: сразу видно — парнишка умом не обделен. Больше молчит, внимательно слушает, даже, кажется, расторопней и половчей стал. О девках заговорил. Вот что значит правильное окружение для мальчика. Чему его могла научить мать, даже при всей ее любви к нему? В жизни подростков есть определяющий момент: «мужское воспитание». Очень правильный обычай: приставлять мальчиков пажами к кабальеро. Если выживали, то однозначно воинами и настоящими мужиками становились…
Пажами? Пажом? А что! Все в моей воле…
— Всем стоять, — торжественно скомандовал я. — Быстро спешились.
Тук и Франсуа, недоуменно переглядываясь, исполнили команду.
Слез с коня и приказал мальчику:
— Подойди ко мне, Франсуа!
Мальчишка настороженно приблизился.
— Яви мне свое полное имя! — потребовал я. — И подумай, прежде чем говорить. Я догадываюсь, что ты укрыл от нас многое.
Как я уже говорил, было у меня чувство, да и у Тука тоже: парень что-то скрывает; и как выяснилось, в этом мы не ошиблись.
— Франсуа де Саматан, — запинаясь, пробормотал мальчик. — Законный и единственный сын шевалье Франциска де Саматана, баннерета конде Арманьяк, доблестно павшего при обороне Лектура.
Вот так даже…
— Франсуа де Саматан, я, шевалье де Сегюр, беру тебя в пажи для обучения с последующим производством в эскудеро и, если проявишь ты достаточные доблесть, благородство и ловкость в воинском деле, с возможностью посвящения в кабальеро. Стань на колено и произнеси клятву верности.
Как звучит формула принятия в пажи, я, естественно, не знал. Даже не представляю, существует ли вообще таковая. Но, кажется, впросак не попал и сказал все верно, торжественно и красиво. Во всяком случае, Тук расплылся в одобрительной улыбке и энергично закивал.
— Клянусь хранить верность вам, мой сеньор, ценой жизни своей, и Господь свидетель тому. — Франсуа, пунцовый как рак, преклонил колено и застыл словно изваяние.
— Я принимаю клятву твою. А теперь встань, паж, и приступай к службе своей…
Я немного поколебался в раздумьях: не надо ли что еще сказать или сделать, но так и не придумал. Сойдет и так. Шотландец бы уже подсказал…
Не удержался и поинтересовался:
— Чего скрывался, дурачок?
— Не ведал я, чей вы сторонник, господин. Из рода нашего я один остался и обязан сохранить жизнь свою для законной мести. — Франсуа нахмурился. — Знаю, что поступил бесчестно, но жажда мщения моей сильнее чести.
— Не вижу я в поступках твоих бесчестья. Но остерегись больше говорить нам неправду…
Вот таким образом я вдобавок к эскудеро обзавелся еще и пажом. Дело за малым осталось. Вернуть себе наследственные владения.
Ха… за малым… Хотя пока не вижу ничего невозможного…
Мы достигли города, находясь в приподнятом настроении, причем Франсуа и Тук — особенно; они светились как праздничные фонари.
Миновали парные барбаканы перед рвом, проехали по крепостному мосту и, назвавшись страже, оказались в городе Фуа.
Кстати, въездную пошлину за вход с нас по причине благородного происхождения не взяли. Мелочь, а приятно.
Дело шло к вечеру, поэтому пришлось озаботиться ночлегом. Да и перед визитом к контессе надо расфуфыриться, хотя бы вымыться и переодеться как минимум. Многодневные конные прогулки чистоте не способствуют. А едкий конский пот не перебивают никакие благовония.
— Служивый, не подскажешь, где нам можно остановиться в вашем славном городе? — спросил я начальника караула у главных ворот и явил в руках монетку для быстроты его размышлений.
Вояка довольно крякнул, протянул ладонь размером с садовую лопату и, получив серебряный обол, солидно заговорил:
— Это значится, ваша милость, вам надо в «Лилию и Розу», заведение солидное, мэтр Гренадой содержит. Тама все как раз для благородных господ.
— А…
— Не извольте беспокоиться, ваша милость. — Служака угадал по моему выражению лица, о чем я хотел спросить. — У него прямой договор с мамашей Пишот, девки у нее — по высшему разряду. Прожженные лярвы, искусные! Даже иноземки есть!
Вояка ухмыльнулся и завистливо поцокал языком.
— Ха… Туда едем, монсьор? — Тук при упоминании о блудницах был готов ехать куда угодно.
— Ну, а куда же? Только, служивый, ты бы дал провожатого! — Я выудил вторую монету.
— А как жа!
Десятник рявкнул — и около нас нарисовался чумазый парнишка в бургундском колпаке, штанах по колено и деревянных сабо.
Примечательно, что монетку получил сам вояка и, очевидно, уже потом выделит какие-нибудь крохи мальцу. Бизнес налажен, ёптыть…
Сам город, по первым впечатлениям, не особо отличался от Тулузы. Те же узкие улицы, та же запутанная планировка, но было и отличие. Улицы оказались мощенными камнем под уклон к центральной оси мостовой, и грязь скапливалась как раз посередине. По краям можно было вполне проехать и даже пройти, не изгваздавшись.
И воздух! Воздух был намного чище! Возможно, виной тому предгорья и постоянный ветерок, а возможно, просто чистотой в городе более продвинуто занимаются. Во всяком случае, мне уже в Фуа нравится.
Заведение «Лилия и Роза» — солидный каменный дом о двух этажах и с третьим, в виде мансарды. Мощенный камнем двор с конюшнями и добротными служебными постройками дополнял впечатление. Гостиница явно не из рядовых.
Я приготовился к явлению хозяина, как там его… мэтра Гренадона — и не ошибся в своих ожиданиях.
Через мгновение во двор выскочил могучий, но слегка тучный мужик лет пятидесяти в темном одеянии горожанина, на ходу надевающий кирпичного цвета фартук и сопровождаемый целой толпой челяди.