– Нет, что ты! Те уроды с нашими документами ходили, от подлинных почти не отличить. Мы парочку живьем взяли, вот они-то про свое подразделение и рассказали. Один вообще русским оказался, из эмигрантов… сука… А второй – немец, но по-русски лучше меня говорит… Тварь! Этот полк – вроде нашего Осназа, непосредственно подчинён управлению внешней разведки – абверу.
– А у нас тут целый абверовец сидит! – напомнил я.
– Ну-ка пойдем, пошепчемся с ним! – с воодушевлением сказал Альбиков, выпрыгивая из кузова.
У меня так ловко соскочить не получилось, и Хуршеду пришлось буквально снимать меня. Почти как котенка с дерева. Мы подошли к костру, и я с ходу «атаковал» фашиста:
– Слышь, Вондерер, ты ведь наверняка слышал про полк «Бранденбург»? – Вопрос сопровождался легким пинком в плечо.
Гауптман, морщась от боли в сломанной ключице, торопливо отвернулся и отрицательно помотал головой.
– Знает! – утвердительно сказал Хуршед, потирая ладони в предвкушении. – Знает и всё-всё мне сейчас расскажет! Барков, бери его, пойдем в стороночку отойдем, поговорим по душам…
– Будьте вы прокляты, грязные унтерменшен! – тихо и тоскливо пробормотал потомок тевтонских псов-рыцарей, и я понял: он расскажет Хуршеду всё, что знает, и добавит еще сверх того.
Макс с Мишкой дисциплинированно сидели возле почти потухшего костра, что-то попеременно рассказывая Гайдару.
Я устало присел рядом, но уже через минуту лег навзничь, вытянув ноги. Умаялся так, словно полдня вагоны с углем разгружал. Всего-то десять минут на ногах без живых подпорок. «Живые подпорки» посмотрели на меня с жалостью и беспокойством.
– Игорь, ты как? – подумав, спросил Барский.
– Лучше, чем могло быть, но хуже, чем хотелось! – максимально бодрым тоном заявил я.
Друзья неуверенно улыбнулись.
– Может, за Мариной сбегать? – предложил Зеленецкий.
– Не стоит, у нее и без того полно подопечных. Которым гораздо хуже, чем мне.
– Раз ходить начал, значит, на поправку пошел, – внезапно заявил Гайдар, и парни синхронно кивнули, соглашаясь с авторитетным мнением.
– Аркадий Петрович, а как обстановка на фронтах? – отдышавшись, спросил я.
– Не буду врать и хорохориться… Обстановка крайне тяжелая! – посмурнел Гайдар. – Вчера наши войска оставили Львов и Минск. И если здесь, на Украине, мы еще держимся, то в Белоруссии все гораздо хуже. В Прибалтике гитлеровцы захватили Даугавпилс и Лиепаю. Финляндия вступила в войну на стороне Германии.
– Да, невесело… – Я в принципе, ждал чего-то подобного, но все равно слышать такие новости крайне неприятно. Минск находится километрах в трехстах от границы, если мне память не изменяет. И немцы с боями прошли это расстояние всего за семь дней. Умелые… твари!
Ребятишки тоже загрустили. Наверняка в их головах сейчас сильнейший когнитивный диссонанс – все предвоенные годы советская пропаганда вдалбливала в головы населения информацию о мощи и непобедимости Красной армии, о том, что сражения будут идти исключительно на вражеской территории, а в действительности происходит нечто совсем противоположное.
– Не ссыте, парни, мы еще пройдемся по Берлину в кованых сапогах и поднимем красный флаг над Рейхстагом! – бодро сказал я. – Ведь от тайги до Британских морей Красной армии нет сильней!
– Так пусть же Красная вздымает властно свой штык мозолистой рукой… – тихонько пропел Барский.
– И все должны мы неудержимо идти в последний смертный бой! – подхватил Зеленецкий.
Через несколько секунд мы в три голоса пели, а вернее, надсадно орали слова песни, пытаясь загородиться ими, словно волшебным заклинанием, от ужасов окружающей реальности – пахнущего сгоревшей взрывчаткой леса, в котором нас ждали злобные немецкие диверсанты, перепаханного взрывами и танковыми траками пшеничного поля неподалеку отсюда, на котором мы оставили несколько сотен своих погибших товарищей, от страха за будущее – свое и всей нашей страны.
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней.
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой!
Красная армия, марш, марш вперёд!
Реввоенсовет нас в бой зовёт.
Ведь от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой!
Мы охраняем рабочий класс,
Кто же посмеет идти против нас?
Ведь от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой! [13]
Исполнив припев четыре раза, я вдруг отчетливо вспомнил разученные в детстве слова куплета и неожиданно для всех выдал:
Свору фашистов развеем, как дым,
Сталин ведёт нас – и мы победим!
Ведь от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Малость обалдевший от моей импровизации Гайдар задумчиво посмотрел на меня и, в который раз достав свой блокнот, стал строчить в нем карандашом.
На звук «хорового пения», а вернее издаваемого шума, пришла Марина. Прислушавшись к незнакомым словам [14] , девушка склонила голову набок, а потом, дослушав до конца, неожиданно разрыдалась и убежала с полянки.
Тут уже не выдержал Альбиков. Сержант вылез из кустов, с чувством обматерить нас за срыв важного допроса, но, увидев посветлевшие от воодушевляющих песен лица ребят, только махнул рукой.
– Хор-р-рошие вы ребята! – с непонятной интонацией в голосе сказал Аркадий Петрович после завершения концерта самодеятельного коллектива. – Игорь, а вот те слова, что ты спел… откуда они?
– В школе учил, – честно признался я.
Добавлять, что наш старый учитель пения в семидесятые годы не чурался давать школьникам тексты с упоминанием Сталина, тот же «Марш артиллеристов», я, понятно, не стал.