– У меня кишка тонка, – усмехнулся Александр Павлович. – Подарили.
– Кто?
– Бем. Слыхал?
– Рудольф Бем? «Король магов»?.. Он же умер, по-моему.
– Два года назад был живехонек. Живет под Брюсселем, домик у него там. Полдня я у него просидел, обедали, ужинали. Старик расчувствовался и подарил мне эту штуку. Сказал, что сам хотел воспользоваться, да не успел.
– А ты чего же?
– Веришь: впервые включил. Чего-то боялся. Не мое…
– А ты у нас можешь только свое… Что за принцип, интересно? Голография? Ты хоть его разворачивал, Кулибин?
Александр Павлович посмотрел на Наташу. Она напряженно слушала их разговор, и слово «голография», произнесенное Грантом, явно было ей знакомо – от мамы, наверно; более того, слово это – реальное и основательное – могло перечеркнуть сказку, только что показанную ей Александром Павловичем. А ведь он для того лишь и вспомнил о приборе «короля магов», а то лежал бы он в кофре мертвым грузом до скончания веков…
– Нет, – сказал Александр Павлович, – я его не разворачивал. И никакой голографией здесь не пахнет, Грант. У тебя дурная привычка: искать любому чуду реальное объяснение. Зачем?
Грант оторвался наконец от прибора, глянул на Александра Павловича, потом – на Наташу, понимающе улыбнулся:
– Ты прав, Саша. Дурная привычка. А чудо у тебя – первый сорт! Я же всегда говорил: ты – великий волшебник. – Он подмигнул Наташе: – А ты мне понравилась, принцесса. Ты цирковая.
– Она не цирковая, – поправил Александр Павлович.
– Ты меня не понял, Саша. Она может расти в семье пекарей, токарей, слесарей, кесарей, все равно она цирковая. Придет время – сам увидишь… Прощай, принцесса. Когда захочешь – приходи. Не стесняйся. Спросишь Гранта Ашотовича – все тебе будет… – Помахал рукой, легко перепрыгнул через барьер и скрылся в форганге.
Александр Павлович прибор в ящик уложил, взял Наташу за руку и повел в гардеробную. До встречи с Валерией времени оставалось навалом, и он собирался показать Наташе запланированную программу – трюк с прибором Бема заранее не планировался – с десяток забавных фокусов: с шелковыми платками; с лентами, бесконечно вылезающими из фальшивой бутылки из-под шампанского; с фирменными монетами, пригоршнями высыпающимися в серебряное ведерко из самых странных мест – из пустой ладони, из уха, из носа, из выключателя на стене, из водопроводного крана, наконец; с толстой иголкой, легко «прошивающей» сплошное стекло; с дюжиной футбольных мячей, поочередно выскакивающих из плоского чемодана-«дипломата»… И еще в гардеробной – в холодильнике – спрятано было ореховое мороженое и шесть запотевших бутылочек с фантой.
…Программу они выполнили полностью. Еле успели к институту в назначенный срок.
Валерия уже стояла на ступеньках, нетерпеливо смотрела на дорогу. Александр Павлович затормозил, и Наташа немедленно вышла из машины, пересела на заднее сиденье. Александр Павлович этот факт отметил, но комментировать не стал. И возражать не стал, хотя – странное дело! – Он предпочел бы, чтобы сейчас рядом с ним по-прежнему сидела Наташа…
– Опаздываете, – сказала Валерия.
– Минута в минуту, – возразил Александр Павлович. – Ты просто раньше вышла. Куда поедем?
– Домой. Наташке уроки делать надо, а у меня в понедельник доклад на кафедре, хочу подготовиться.
– Значит, я свободен?
– Хочешь – можешь сидеть рядом со мной. Только молча.
– Спасибо за честь… Я отвезу вас и вернусь в цирк: у меня половина багажа не распакована.
– Наше дело предложить… Ну как поразвлекались?
– Наталья, как? – спросил Александр Павлович, глядя в зеркальце: Наташа в нем отражалась.
– Очень хорошо, – сказала Наташа и замолчала.
– И это все? – удивилась Валерия.
Если с утра, как Наташа утверждала, она была «злой-презлой», то к вечеру явно отошла, подобрела.
– Она еще не разобралась, – поспешил на помощь Александр Павлович. Столько впечатлений…
Удивительное дело: он сейчас легко мог поставить себя на место Наташи. У нее появилась своя тайна – единственная, необычная, сладкая-пресладкая, такая, в которую и пускать-то никого не хочется. Пока не хочется. А потом видно будет… И еще приятным казалось, что эту тайну делил с Наташей и он. В отличие от Валерии…
Александр Павлович довез их до дому, высадил. Сказал:
– Завтра выходной. Может, махнем с утра за город?
– А что? Это идея! – загорелась Валерия.
Наташа стояла в стороне, в разговор не вмешивалась.
– Значит, я заезжаю за вами в девять утра. Будьте готовы. Обе. Форма одежды – летняя парадная.
– С Наташкой поедем? – спросила Валерия. Александр Павлович попытался уловить в ее голосе недовольство или хотя бы разочарование, но не смог: ровным был голос, обычным.
– Естественно.
– Тогда я вас целую, – сказала Валерия и пошла к подъезду.
А Наташа быстро наклонилась к открытому окну, шепнула:
– Большое спасибо вам, Александр Павлович. Мне было очень хорошо, очень… – И скорей за матерью побежала.
Что ж, подумал Александр Павлович, приятное признание. Впрочем, как это ни казалось ему странным, – с детьми до сей поры дела не имел, даже побаивался их, но он вполне мог ответить Наташе теми же словами…
А «портсигар» в кармане пиджака так весь день и пролежал невключенный.
5
Александр Павлович лежал поутру в постели, никуда не спешил – рано еще было, анализировал события. Ну прямо любимое занятие у него стало: анализировать события; эдак из практика-иллюзиониста в психолога-теоретика переквалифицируется, смежную профессию освоит…
А что, собственно, анализировать?
Ну, во-первых, техники многовато в этой истории. Прибор-«портсигар», прибор «короля магов» Рудольфа Бема… И тот и другой безотказно подействовали на женщин: один – на мать, второй – на дочь. Семейная черта: повышенная восприимчивость к техническим чудесам…
А во-вторых?
Во-вторых, приборы-то – ох какие разные-е-е…
Наташу расстраивать не хотел, сказку убивать не хотел, а ведь догадался Грант: бемовский «фильмоскоп» на принципе голографии построен. Заложены в него голограммы, мощно подсвечены, фоновыми шумами подкреплены – все реально, хотя техническое исполнение безукоризненное, штучная работа.
Помнится, спросил у Бема:
– А все-таки почему сами не воспользовались?
Старик помолчал, губами пошлепал – зубов у него совсем не осталось, а протезы он почему-то не носил, – ответил:
– Техники не люблю. Не верю. Рукам своим верю. И вам советую.
– Зачем же дарите?