А он услышал. И растерялся.
Спросил только:
– Как вы узнали?
– Как?.. Вы на первую электричку собрались, верно? Нам до нее успеть хотелось…
– Как вы узнали? – повторил Вадим.
– Вот это как раз волшебство, – неожиданно засмеялась Тая. – Ну сами подумайте: пошли бы вы у всех на виду, с чемоданами в охапке?
– Он у меня один. Маленький, – совсем глупо сообщил Вадим.
– А хоть бы и так… Вы же у нас го-о-ордый… – отошла от Вадима, прислонилась к дверному косяку. – А работаться вам теперь будет лучше некуда. Знаете почему?
– Почему? – послушно спросил Вадим.
Она несколько секунд помолчала, потом скороговоркой ответила:
– Потому что потому кончается на «у».
Возможно, Вадиму почудилось, но что-то другое она хотела сказать – всерьез, а не в шутку.
– Это мне не объяснение, – упорствовал он.
– Почему? – Сама невинность.
Ответ искать не пришлось:
– Потому что потому… – Как она, так и он. Тем же методом.
– А по мне – прекрасное объяснение! – опять засмеялась Тая. – Вы заметьте, Вадим Николаевич, что оно все на свете объяснить может. И нас, и флейту, и неудачи ваши… – И снова серьезно: – Будем считать, что они окончились – неудачи.
– Вы Кассандра? – усмехнулся Вадим.
– Кто это?
– Так… Была пророчица…
– Какая ж я пророчица, Вадим Николаевич? У меня женская логика. – Сие она не без гордости заявила. – По ней: человек не может один. А вы все один да один. Как упырь.
Упырь – это, иными словами, вурдалак. Вампир. Сравнение покоробило Вадима.
– А теперь я не упырь, потому что нас много… – Попытался поиронизировать, но Тая оставалась серьезной:
– А теперь нас много.
Тогда и он на серьезный – не в тон беседе! – вопрос решился:
– Зачем же вы меня столько времени мучили? – И не хотелось, а прозвучала в голосе жалостливая нотка: мол, в чем же я провинился, сирый и неприютный?..
– Мальчики… – неопределенно сказала Тая. – Им же скучно… А потом: я ждала момента.
– Какого момента?
– Когда вы флейту найдете… – кинула напоследок фразу, опять все запутавшую, и скрылась за дверью.
А Вадим так и остался стоять с полотенцем в руке: чашку-то она еще раньше у него отобрала.
В коридоре он наткнулся на деловую девицу Зинаиду. Она шла с полным ведром, вся перекосившись набок, и Вадим попытался перехватить у нее ношу. Не дала. Поставила ведро на пол, утерла лоб тыльной стороной ладони – упарилась, труженица! – сердито сказала:
– Только зря время тратите… Тая велела передать, чтоб вы работать шли…
– А где она?
– По делам ушла. Дел у нее, что ли, нету?
Вадим смутился.
– Конечно-конечно… А где все? Мальчики?..
– Тоже по делам. А Константин варенье ест. На террасе.
– У него же диатез! – воскликнул Вадим, ужасаясь спокойствию Зинаиды.
– У него?! Он может этого варенья бочку слопать – и хоть бы что.
– Но ты же сказала… – Вадим не договорил: Зинаида не дала.
Перебила:
– Мало ли что я сказала! Это было до того, – голосом слово выделила, сделала весомым, значительным.
– До чего? – праздно поинтересовался Вадим – так, на всякий случай: вдруг Зинаида, Таей не инструктированная, свою версию «того» выложит.
Но Зинаида на провокацию не поддалась.
– Сами знаете… – И вдруг закричала тоненько: – Дадите вы мне делом заняться или нет?!
– Ты что орешь? – растерялся Вадим. – Кто тебя трогает? Занимайся, пожалуйста… Каким делом-то?..
– Пол я помыть собралась. Живете всего ничего, а весь пол изгваздали, смотреть тошно… Идите-идите отсюда. Работайте. Вам Тая велела.
– Раз Тая… – Вадим усмехнулся. Слово Таи – закон. И для него, выходит, тоже закон?.. Бочком-бочком, по стеночке, пошел мимо свирепой Зинаиды: она его, тунеядца, так и ела своими разноцветными… Спросил напоследок, стараясь, чтобы вопрос безразлично прозвучал, как бы между прочим: – А сколько лет вашей Тае?
– Девятнадцать, – с непонятной гордостью сказала Зинаида. – Она уже взрослая. Она в техникуме учится. В медсестринском… – И, сочтя разговор оконченным, снова за ведро взялась.
А Вадим в своей комнате скрылся.
Сел на кровать, аккуратно застеленную Зинаидой. Куртка, служившая им одеялом, висела на своем гвозде. Пол в комнате еще мокрым был: Зинаида уборку с нее начала.
Тая велела…
Зачем девятнадцатилетней умной и красивой девушке верховодить мальками? Для самоутверждения? Для облегчения собственного быта? Один – то сделает, другой – другое… Или к Тае, как когда-то к деду Василию, мальки сами тянутся, как на свет?.. Зинаида сказала, что Тая учится в «медсестринском» техникуме. Иначе – в медицинском. Будет медсестрой. Вадиму, любителю старины, больше нравилось забытое: сестра милосердия. Милосердие – это не только жалостливость, сердобольность, но, и как Даль замечает, готовность делать добро всякому, кто в нем нуждается. А кто, скажите, в нем не нуждается? Нет таких…
Дети, как никто, чужую доброту чувствуют. Вон их сколько вокруг Таи. Эти семеро – самые верные? Самые близкие? Или просто они в «деле Вадима» заняты были, а остальные – Вадим не сомневался, что остальные тоже существуют: поселок велик! – в других Таиных предприятиях участвуют? Какая, в сущности, разница.
«Дело Вадима»… Термин-то какой сочинился! А все «дело» выеденного яйца не стоит. Захотелось красивой девчонке привлечь внимание заезжего таланта, снарядила она на подвиги свою пажескую гвардию, а когда терпение таланта истощилось, явилась спасительницей.
«Тая работать велела…»
А если он, Вадим, работать не хочет? Если он, давно опоздавший на утреннюю первую электричку, дневной отбудет?..
Не отбудет. Вадим знал, что сейчас возьмет этюдник и пойдет писать, потому что самым загадочным во всей нынешней гофманиане было вновь возникшее острое желание работать. И еще уверенность, что теперь-то все пойдет преотлично.
А все остальное Тая объяснила: по-своему, с шуточками, с чертиками в зеленых глазищах, но вполне реалистично, как и требовалось Вадиму, любителю логически рассуждать. Дед Василий у местных ребят своим человеком был, они про все в его доме знали. И про флейту наверняка. Кто-то принес ему инструмент: подклеить, подлакировать, голос исправить… А голос-то дед исправить не смог. Или не успел, смерть помешала. Хрипит флейта, это и бесслухому Вадиму ясно…
Да, насчет бесслухости: как же он играл? А играл ли? Вон Тая вежливо усомнилась. А он на стену полез от возмущения… А разве ему никогда не казалось, что он и поет правильно, мелодично – особенно в ванной комнате, когда ванна водой налита? Тогда почему-то голос слышится особенно чистым и сильным – что твой Карузо… А между тем та, на которой Вадим чуть было не женился, с раздражением ему говорила: если б ты себя слышал – удавился бы…