Из всего этого Юлька вынесла главное: никогда не делай немотивированно резких движений. Но когда тебе вдруг совершенно немотивированно кажется, что надо драпать, — надо драпать. И лучше всего так, чтобы никто не понял, что ты драпаешь. Допустим, и те двое у прачечной были совершенно посторонними людьми, и марцал не успел ее «сфотографировать» — он ведь обычный марцал, а не Супермен какой-нибудь, и сон этот дурацкий — простая реакция…
Но почему-то продолжает казаться, что драпать надо.
Она пролистала свои записи — у нее были расписания и маршруты всех автобусов ближнего и дальнего сообщения, координаты двух маленьких частных аэродромчиков, где можно взять напрокат вертолет или самолет, адреса двух семей, намеревавшихся в ближайшее время отправиться в традиционное путешествие «к корням» и подыскивавших себе компаньонку… У нее еще много чего было.
Сейчас ей надо (смотрим карту) вот сюда, в индейское кафе, там есть телефон — и спросить Варечку, как она поживает и нет ли чего от Пола. А то она тут в поход уходила и еще собирается, так чтобы ей ничего важного не пропустить…
Возле кафе стоял ободранный пикапчик с удочками в кузове — очень старый и даже с выхлопной трубой, то есть мотор его честно работал на бензине. Пол-старший говорил, что это своего рода фрондерство или позерство — кому как больше нравится; переделать любую машину на электрическую тягу стоит столько же, сколько десять раз залить бак. Но многие предпочитают вот так безбожно тратиться, чтобы потом дымить в общий воздух, — потому что так положено. У самого Дэдди в сараюшке на заднем дворе (под огромным транспарантом «Забыть? Черта с два!») стоял самогонный аппарат, и время от времени, подмигнув Варе, он покупал килограммов десять-двадцать плодов опунции, начинал колдовать, из сараюшки шел гнусный запах — зато потом можно было продегустировать домашнюю текилу. Дальше дегустации дело обычно не шло… Но иметь самогонный аппарат тоже было положено.
Вообще на этом «положено» очень многое держалось, так казалось Юльке. Прежде всего — положено не опускать руки. И никогда, ни при каких обстоятельствах — не признавать поражения. Что бы ни случилось…
Это бросилось в глаза еще в школе. Согласно здешнему учебнику новейшей истории, США вовсе не распались на части в результате тяжелейшего экономического кризиса, который после имперского вторжения поразил все страны Земли и прежде всего те, которые держались на высоких и информационных технологиях: Америку, Японию, всю Западную Европу… Ни фига подобного: США были расформированы по решению ООН согласно какой-то там антимонопольной резолюции — и подчинились, естественно!.. Юлька специально проверила: и точно, была такая резолюция — за полтора месяца до вторжения. То есть её вносили обиженные страны, но она даже не голосовалась. Потом, естественно, все это забылось… а вот нетушки: вспомнили и предъявили. А что? После? После. Значит, вследствие. И никаких вам голодных бунтов, никаких погромов, никакой Народной армии… в общем, ничего того, о чем рассказывали Пол, Пол-папа и Варечка. И когда она спрашивала: а почему, собственно?.. — Сэр Муж и Мамми пожимали плечами, а Пол-старший ворчал: потому что правда всегда кому-нибудь неприятна, а этого допускать нельзя. И еще он говорил, что сейчас с этим как-то более или менее утряслось, а вот до развала — там было такое густопсовое и непробиваемое вранье, что Оруэлл наверняка извертелся в своем гробу…
Вот так вот. Согласно, значит, резолюции. А у Пола, между прочим, шесть ребер сломаны и беспокоят время от времени — перед дождем. А у Варечки осколком мины бедро пробило — так удачно, что если бы влево на сантиметр или вправо на сантиметр, то осталась бы без ноги…
В кафе, обшитом изнутри неошкуренным горбылем, за массивным деревянным столом сидели двое: старик совершенно сибирского вида, борода веником, и лет тридцати женщина, круглолицая, полная, с ненормально большой грудью. На обоих были полотняные рубахи с вышивкой, шорты и светлые кожаные мокасины явно ручной и не очень умелой работы. Старик ел яичницу, женщина пила пиво.
Они не были похожи на тех, кто может преследовать или подкарауливать, но Юлька на всякий случай села подальше от них и так, чтобы видеть и их, и вход. Сумку с клюшками она положила на пол.
В конце концов, из этого «зауэра» можно стрелять и не откидывая приклад…
Надо что-то съесть, приказала она себе — и стала принюхиваться. Все равно нельзя позвонить, не заказав чего-нибудь, — таковы правила, это она знала.
Пахло в общем-то неплохо. Жареной картошечкой… помидорами с луком… апельсинами…
Это она и заказала: жареную картошку, пару сосисок, салат из помидоров и кукурузы и большой стакан свежевыжатого апельсинового сока. И — позвонить.
Трубку схватили после первого же гудка.
— Слушаю… — Голос Варечкин, но очень хриплый.
— Мамочка… — сказала Юлька и вдруг почувствовала, как ей не хочется врать, просто нет сил… и вообще там что-то случилось… — Варечка, это я.
— Господи, где ты? Что стряслось? Все в порядке? Ты жива?
— Я жива, жива. И ничего не стряслось… ничего страшного. Варечка, не перебивай, хорошо?
— Да, малыш. Говори.
— Я… во что-то влипла. Не знаю, во что. И как это подучилось. Они за мной гонятся. Вернее, ищут. Я не приеду домой… пока не приеду. И вы… будьте осторожнее. Пожалуйста. Потому что я за вас больше боюсь, чем за себя. Понимаешь? Только Полу ничего не сообщай, ладно?
— А в полицию ты?.. Уже приезжал такой симпатичный констебль…
— Дирк? Приезжал? Это здорово… Но они ничем не помогут. Понимаешь, я не знаю, что мне им сказать. Ведь ничего со мной не произошло. Мне даже не угрожали, ничего такого. Я просто подсмотрела… тут… нечаянно… В общем, это потом. Варечка, я смоюсь от них, ты не волнуйся только, хорошо? Я буду звонить время от времени… а потом вернусь. Все будет нормально. Не переживай. Я тебя люблю. Я вас всех очень-очень люблю.
И, не дожидаясь ответа, повесила трубку — потому что иначе разревелась бы в голос.
И лишь потом, сев за столик и обняв стакан с соком, она поняла, что говорила слишком громко и что все на нее смотрят: старик, женщина с пивом и смуглая черноволосая девочка за стойкой.
— Все в порядке! — громко сказала Юлька. — Не обращайте внимания.
И некоторое время на нее действительно старались не обращать внимания. То есть она смела пресные сосиски и очень вкусную картошку, заедая салатом, поняла, что съела бы что-то еще, — и заказала яичницу с ветчиной… потом сообразила, что не ела почти сутки и не надо бы так наедаться сразу, но эта мысль показалась ей вредной. Впрочем, яичницу она постаралась есть медленно. Подошла девочка-буфетчица и предложила кусок пирога. Юлька согласилась. Пирог был с черносливом и настоящими взбитыми сливками. К пирогу предложили кофе, но она уже подрывалась на местном кофе, чая же настоящего в кафе не было, лишь какой-то травяной (зато шести сортов), и Юлька взяла молочный коктейль — настолько густой, что толстая соломина стояла в стакане торчком.