– Газпром. Ты, кстати, тоже от них.
Ну да, конечно. Я тоже от них.
– Едем переговариваться по новым ценам на газ. Заодно кое-кого посмотрим, проверим в деле.
– Кого?
Марина пожала плечами. Не скажет, конечно.
– Куда тебя подвезти? – осведомилась женщина, когда мы вышли из заведения.
Дело в том, что я был не на колесах. Сюда приехал на такси, а машина у меня стояла в другом месте.
– До метро.
Марина пожала плечами и села за руль «Ауди». Я устроился рядом с ней.
– Мы сможем нормально работать вместе? – спросила она, трогаясь в путь.
– У меня тоже есть один вопрос.
– Давай.
– Ты понимала, что такое разведка и каково тебе в ней будет?
Она повела плечами. На ней была короткая шубка и не самая длинная юбка. Девочка из высшего общества, место рождения – Вашингтон, округ Колумбия. Семья дипломатов, американское воспитание.
– Понимала.
– Тогда зачем?.. Ты думала, что так я уйду из семьи, или как?
– А ты никогда не думал, что, может, я хотела бросить все это?
Зашибись! Она хотела бросить, а я не дал. Получается, что я теперь в этом виноват и мне с этим жить.
– Можно и я задам вопрос? – осведомилась она. – Ты счастлив?
Не отвечая, я вышел из машины, и сырая снежная каша, образовавшаяся после сегодняшнего потепления, обожгла мне ноги.
До Киева мы летели не рейсовым самолетом, а служебным бортом Газпрома. «Суперджет» оказался набит под завязку. ВИПы, специалисты, оперативники. Нас было больше девяноста человек.
Марина сидела впереди, вместе с ВИПами – вице-президентом Газпрома и начальниками департаментов. Я прошел в хвост, там, в тесном кругу израильтян и наших парней из «Альфы», я достал из заначки бутылку водки «Флагман», и мы ее приговорили. На двадцать здоровых мужиков получилось совсем немного, но так оно и надо. Ребята из личной охраны и вовсе отказались, хотя шутили наравне со всеми. Русский язык хоть как-то, но понимали даже израильтяне.
В Борисполе мы нырнули в мокрый туман как в вату. Экипаж хотел даже уйти на какой-то запасной аэродром, но все же диспетчеры разрешили посадку.
Я выходил одним из первых, чтобы осмотреться. Все-таки сотрудники службы безопасности Газпрома знали меня хорошо и понимали, что такого опыта по всем делам, связанным с терроризмом, нет ни у кого из них.
Машины стояли полукругом. Украинцы не поскупились. Для ВИПов они подогнали «Майбах». Народу попроще предстояло ехать в «Мерседесах», вполне новых и приличных. Несколько бусов фирмы «Фольксваген» предназначались для плебеев.
Здание терминала еле видно, такой сильный туман. Это помешает снайперу, если у него, конечно, не термооптический прицел.
Тут же стоят менты для сопровождения. Это ДАИ – державная автоинспекция.
Борис, отвечавший за безопасность, принял доклады, покосился на меня. Я едва заметно кивнул.
Израильтяне вывели из самолета ВИПов. На Марине было красное платье, что совсем некстати. Оно выделяется и бросается в глаза. К моему удивлению, она села в «Майбах», а не в один из «Мерседесов».
Высоко взлетела.
– Трогаемся.
Я почти на ходу вскочил в какой-то бус. В нем было тесно, а от тумана – еще и темно. Мы набились в салон как сельди в бочку.
Борис, сидевший рядом, передал мне пакет. Я посмотрел на коленях. Два паспорта – греческий и украинский, «глок» с кобурой и глушителем, коробка с патронами. Три мобильника.
Машины вдруг начали тормозить. В пелене тумана показалась ограда, потом резко взвыла сирена автомобиля ДАИ.
– Это еще что?
Борис взялся за рацию. Я достал из пакета пистолет и проверил его. Если что, он лишним не будет.
Оказалось, что у ограды аэропорта собрался антироссийский пикет. Сотрудникам ДАИ пришлось приложить немало усилий, чтобы пробить нам дорогу.
Машины медленно ехали в живом коридоре. Мы видели озлобленные лица, черные шапочки – в Киеве действительно было холодно, – лозунги на наскоро написанных плакатах. Сперва в автомобили полетели смерзшиеся комки грязи и льда. Потом в дело пошли и бутылки с краской и мочой, наверняка приготовленные заранее. Вот так ласково встречала нас Украина.
Можно, конечно, говорить, что пикет проплаченный. Это, скорее всего, так и есть, но люди-то пошли на это мероприятие. И ненависть у них на лицах нисколько не поддельная, это сразу видно.
Вырвавшись на Бориспольскую трассу, машины прибавили скорость до ста двадцати.
Киев встречал дурной погодой: туманом, промозглой сыростью, да еще и какой-то безнадегой. Мало машин – бензин нынче дорог. Сорок гривен за литр. Людей тоже не густо, это было видно сразу. Кто-то уехал на заработки, кто-то – совсем. В одном месте я увидел у обочины остов сгоревшей маршрутки, прямо как во фронтовом городе. Никому до этого не было дела, и никто ее не убирал.
Поселились мы в отеле «Холидей Инн», расположенном в центре Киева, сняли полностью три этажа. Несмотря на падение цен на энергоносители, Газпром жил на широкую ногу и от роскоши отказываться не хотел.
Поселили нас быстро. Дело обошлось без всяких пикетов у отеля.
Мне, по моему собственному желанию, достался номер в конце коридора. Я прикрепил в углу под потолок камеру и вывел ее на ноутбук. Она будет активироваться всякий раз, как только произойдет какое-то движение. Эта камера разработана в США для наблюдения за детьми и бебиситтерами. Она будет работать и ночью. Я почему-то не люблю сюрпризов.
Закончив с этим, я спустился вниз и дал портье двадцать долларов. Тот все понял.
Киев…
Я часто бывал в этом городе, но надолго задержался только один раз, в две тысячи пятом. Произошла Октябрьская… тьфу, Оранжевая революция, и я был в составе спецгруппы, которая восстанавливала агентурную сеть в городе. Мы латали дыры, вербовали новых агентов, заводили контакты.
Прикрытие было то же самое – энергетика. Власть, которая пришла на смену циничному многовекторному Кучме, оказалась строго прозападной. Нам надо было дать ей понять, что это в принципе никоим образом не совместимо с низкими ценами на энергоносители.
Как оказалось, новая власть все прекрасно понимала и даже приветствовала наши усилия. Потому что десятипроцентный откат от пятидесяти долларов – пять, а от ста – уже вдвое больше. Остальное неважно. Ведь ты ничего не платишь, а только кладешь в карман откат.
Мы уже тогда знали истинную канву переговоров и соотносили это с тем, что видели и слышали на улицах. К нам приходило понимание – не избежать беды.