– И никаким боком? – хитро улыбнулась рыжая. – Никогда не поверю, что без нас могло обойтись. А ты, Шура, веришь?
Дмитрий перевёл глаза на Шуру. Похоже, и она не верила.
– А ведь вы правы где-то, – Дмитрий поджал губы и покивал головой. – Хоть и производственные, как будто, неприятности, а всё равно…
– Начальник баба? – обрадовалась рыжая. – Это последнее дело, когда баба начальником. Не приведи Господи. Мой тебе совет – увольняйся. Если уж невзлюбила – увольняйся, пока хуже не стало. У тебя уже и сейчас видок более чем, а ещё немного и совсем дойдёшь. Беги – мой тебе совет. А работу найдёшь. Руки-ноги есть – найдёшь. И, может, не хуже ещё.
– Тут, видимо, гораздо сложнее всё, подружка, – произнесла Шура негромко. Она внимательно наблюдала за Дмитрием и отметила, судя по всему, нечто, позволившее ей сделать подобное высказывание.
– Да ну! А-а, вот оно что! Ну если так… Да, если не просто начальница, а ещё и, так сказать, личные отношения, то я вообще не завидую!
Теперь радости рыжей не было предела. Её даже подбрасывало.
– Вы уж как-то сразу… – растерялся Подлесный.
– Мы не правы? – ухватила его за руку рыжая.
Дмитрий неуверенно пожал плечами.
– Если так, то… – рыжая задумалась ненадолго, а потом встряхнула головой и распорядилась: – В таком случае – тем более. Беги и не оглядывайся. И как можно дальше. Пока не спился и руки на себя не наложил. А это уж совсем последнее дело. И не по-христиански даже. Из-за бабы залезать в петлю – последнее дело.
– Ты уж сразу про петлю, Анюта. Он, может, вовсе и не думал, а ты мелешь, – придержала её Шура.
– Да нет, это уж я так, на воду дую, как говорится. Хотя ты, Шура, глянь на него. Не видишь, что ли? Да он же одной ногой в могиле! – Анюта даже в ладошки прихлопнула. – Когда с такой-то рожей да водку хлещут – пиши пропало. Ты как сам-то, парень? Ты держишься ещё? А?
– В могиле скоро окажется кто-то другой, – мрачно проговорил Дмитрий. – Но отнюдь не я. Хотя в последующем, возможно, и я, – прибавил он после паузы.
– Заболел кто? – предположила Шура.
– В наше время далеко не все умирают от болезней.
– Несчастный случай?
– Можно сказать и так, – согласно кивнул Дмитрий.
– Ты способен предвидеть несчастные случаи? – живо спросила Анюта.
Звоночек прозвенел. Правда, не очень громко. Фоновый мотив городской улицы, несущей автомобильный поток, звучал едва ли не более убедительно. И всё-таки Дмитрию стало тревожно. Было ясно, что разговор свернул на опасную дорожку, однако степень этой опасности нетрезвый Дмитрий оценить затруднялся. Анюта, между тем, повторила вопрос:
– Как тебе удаётся предвидеть несчастные случаи? Может быть, ты экстрасенс?
– Да нет, я не экстрасенс. Хотя, между прочим, мне и приходилось исполнять роль эту, роль этакого колдуна и мага. Посмотрел многозначительно, подчёркиваю, мно-го-значительно и изрёк.
– А что изрёк?
– Это ерунда, это скажут. Что велят, то и изречёшь.
– И кто велит-то? – не отставала Анюта. И сама же догадалась: – Баба твоя, которая начальник?! Так?
Дмитрий опустил голову.
– Ясно: она, – подвела итог Анюта. – А она и в самом деле может предвидеть чужие смерти?
– Иногда, по всей видимости, может, – с усмешкой сказал Дмитрий.
– Это в каких же случаях?
– А когда точно знает, что человек умрёт.
– Как, то есть, знает?
– Знает, что человек приговорён.
– Как, то есть, приговорён? Кто его приговорил?
– Да болезнь его приговорила, – вмешалась в разговор Шура. – Заболел человек, скоро умрёт – видно ведь. Тем более для знающего-то человека.
– Но мы говорили о несчастных случаях, – не согласилась Анюта. – Товарищ говорил… Кстати, как тебя зовут?
– Дмитрий.
– А нас – Анна и Александра. Анна – я. А она, соответственно, – Александра. Ты, Дима, говорил, что то ли ты, то ли твоя супружница-начальница знаете, что человек приговорён и умрёт.
– Ну, – подтвердил Дмитрий.
– Как это может быть? Каким образом она это определяет? Или это большой секрет? – сыпала вопросами Анна.
– Да, секрет. Вот именно что секрет. Я уж тут и так наговорил, кажется, лишнего. Но, опять же, я вас не знаю, вы меня не знаете. Встретились, поболтали да и разбежались.
– Кажется, я начинаю понимать, – запрокинула голову Анюта и допила свой джин-тоник, а потом, прищурившись, посмотрела на Дмитрия. – Ты тут употребил слово «приговорён». «Приговорён – это значит «заказан»? Так?
Подобной прыти от Анюты Подлесный не ожидал и потому растерялся. Растерянность его Анна истолковала однозначно.
– В самую точку! Я угодила в самую точку! Шура, ты видела?
Шура всполошилась:
– Ты с ума сошла, Анька! Да разве ж Дима похож на бандита? А ты тут такое городишь! Не обращай на неё внимания, Дима. Заносит её, бывает. Как понесёт, бывает… Анна у нас натура увлекающаяся, с фантазией.
Но Анна сдаваться не собиралась.
– Ты много бандитов-то видела, подруга? – вскинулась она. – В повседневной-то жизни? Они ведь, поди, разные бывают. Уличная шпана – это одно, а организованная преступность – это совсем другое. На них академики и кагэбэшные генералы работают, на них такие люди работают, что ого-го и о-ё-ёй! А ты говоришь…
Женщины спорили, а Дмитрий слушал их и размышлял. Размышлял он, конечно, не о том, чью ему сторону принять следует, а как вообще ему выбраться из пограничной ситуации.
* * *
Уквасов внимательно осмотрел проходившего мимо него Дмитрия, затем ещё и проводил его довольно-таки продолжительным взглядом.
– Шурка, а твой Уквасов очень даже и ревнивый мужичок, – лукаво поглядывая на Уквасова, сказала Анна. – Ты видела, как он пялился на Дмитрия?
– Видела я, видела, – покивала Шура. – Если бы ещё он выводы из своей ревности делал правильные, то цены бы ему не было. В смысле, повыше цена была бы.
– Кто с вами тут сидел? – поинтересовался Уквасов, стараясь говорить максимально безмятежным тоном.
– Успокойся, Уквасов, это не её ухажёр. И даже не мой, – со вздохом сказала Анна. – Это – так, просто один знакомый. Он – киллер. У него что-то там не склеивается в киллерской деятельности – вот он и попивал водочку вместе с нами. Поболтали немножко, на жизнь свою он нам жаловался. А всё, если вас, мужиков, послушать, мы виноваты, бабы.
– Анюта, по-моему, не он, а ты обвиняла бабье племя во всех грехах, – решила поправить её Шура. – Это же ты говорила, что, мол, если баба – начальник, то это уже последнее дело.