Дочь выглядела, как… инопланетянка. Мать и отец переглянулись, не в силах поверить, что перед ними стоит их дочь. Высокая от природы, еще больше – от каблуков – с Останкино, Арина подскочила и обняла маму, отца. Длинное фисташковое платье в мелкий цветочек – принт изысканный, неброский, но изящный и делающий Арину совсем юной, моложе даже ее лет. Мать обняла дочь, прижала к себе и вздрогнула от того, каким мягким, струящимся был шелк. Его хотелось трогать, гладить, чувствовать.
У нее никогда, ни разу в жизни не было подобного платья.
Тонкие запястья Арины украшены парой браслетов из слоновой кости, на плечи наброшен тонкий шарфик по тону чуть темнее, чем платье. Красавица, она держалась так, словно всю жизнь жила такой жизнью. Это давалось ей с легкостью, благодаря природной грации и тому, что она не осознавала, как хороша. Максим знал, что выбирал.
Но отца все это только еще больше смутило. Он в очередной раз нахмурился, разглядывая сияющую улыбку дочери, затем поднял с перрона сумки, с которыми они приехали, и сунул их в руки Максиму. Словно хотел показать, что тот для него – равный. Подумаешь, деньги. А ты тащи сумки, раз молодой, сильный. Дотащишь.
– Мам, это что там? – забеспокоилась Арина.
– Ну а как же, – запела мать. – Там и огурчики, что мы солили с тобой еще прошлой осенью, и грибочки – нонешние, свежий посол. И свининки мы привезли. Ветчину.
– Ма-ам! – замотала головой Арина. Максим только бросил выразительный взгляд на нее и ухмыльнулся. Арина покраснела и опустила глаза. Родители делали то, что привыкли делать всегда. Передавать гостинцы, следить за тем, чтобы Ариночка что-то кушала, чтобы ноги были в тепле. Арина готова была поспорить, что где-нибудь в глубинах этих сумок, оттягивающих руки Максиму, найдутся и несколько пар вязаных носков из овечьей и собачьей шерсти.
– Ничего себе! – присвистнул отец, когда Максим открыл багажник своего паркетника «Лексус» – того самого, которого он тогда по глупости оставил, предпочел ему гоночный «Порше». Арина видела – машина произвела неизгладимое впечатление на отца. Не только тем, что была большой, сияла чистотой и разговаривала с Максимом нежным женским голосом из навигатора. Еще больше отца потряс факт, что это была еще одна машина. Две сумасшедше дорогие, красивые машины. Одно дело – знать, что дочь твоя связалась с каким-то богатеньким придурком, и совсем другое дело – видеть воочию его богатство.
Они с женой в таких тачках в жизни не сиживали.
– Что-то беспокоит? – спросил Максим, активируя навигационную систему. Он все еще плохо ориентировался в Москве.
– Все нормально, – буркнул отец, пытаясь усесться с комфортом на переднем сиденье. Факт был в том, что сиденье было слишком комфортным, и отец невольно боялся, что может что-то поломать или испачкать тут, в этой жутко дорогущей крокодилице.
– Маршрут построен, – приветливо сообщил нежный женский голос. – Первый поворот направо.
– А прогноз погоды она вам тут не читает? – гыкнул отец, и Максим рассмеялся. Через несколько минут они вывернули на Садовое кольцо и устремились «к ним домой», как сказала Арина.
– Я предлагал Арине пойти в какой-то хороший ресторан, но она сказала, что вы – не большие поклонники ресторанной кухни, так что решили, что лучше посидеть по-семейному.
– Это правильно, – важно кивнул отец, а мать только посмотрела на дочь с благодарностью. К ресторанам она была не готова.
Конечно, у семьи Коршуновых и у семьи Крыловых были несколько разные представления о том, что значит слово «дом».
– И что, вы здесь живете? Это не музей? – Это была первая фраза, произнесенная отцом после того, как он обошел прихожую, гостиную с камином (ту самую, где они…), кухню, кинозал.
– Пап, ну прекрати.
– Я не знаю, то ли мне руки мыть, то ли целиком помыться, – пробормотал он, и Максим засмеялся, словно это была отличная шутка. Только вот проблема была в том, что это было на самом деле. Резная мебель, диваны из тяжелого черного дерева, оригинальные картины на стенах, ковры из шелка – все это было странно.
Как будто они попали во дворец, на обед к королю. Нелепо.
Еще нелепее – сидеть за огромным белоснежным столом, позволяя призванному откуда-то извне официанту в белоснежной униформе сервировать закуски, горячее, напитки. Капрезе, брускетта с пармской ветчиной, ризотто по-каталонски. Официант разносил блюда и тихонько пояснял, что он разносит.
– Как-как? – шумно переспросил отец. – По-каковски?
– Как там погода, во Владимире? У нас она постоянно меняется, – заговорил Максим, с беспокойством посматривая на растерянную Арину, на ее нахмуренного отца.
– Погодка-то? Погодка – ничего. Сено собрали, – начала было мать, но отец бросил на нее такой взгляд, что она осеклась.
– Выпить-то что есть? – пробормотал отец, угрюмо посматривая на официанта.
– Что вам будет угодно? – склонился тот.
– Что мне угодно? – зло осклабился тот.
– Пашка, не смей! – сквозь зубы прошипела мать.
– Почему же? А, мать? Ты им свининку перла, а мне теперь и самогонки не попросить! – заявил отец и отбросил вилку, принялся ложкой ковыряться в ризотто по-каталонски.
– Не позорь дочь! – снова прошипела мать.
– Ну что вы, не стоит и волноваться, – покачал головой Максим и незаметно дал знак официанту, чтобы тот убирался. – Давайте выпьем.
– Серьезно? – вытаращился на него отец. – И самогон найдешь?
– Самогон – это легко. Виски, если быть честным, и есть самый настоящий самогон. Мой любимый, кстати. – И Максим встал, пошел к барной стойке, раскрыл шкафчик с напитками и достал бутылку шотландского виски, с громким стуком плюхнул ее посредине их изысканного стола, а затем нырнул под стол, где стояли «гостинцы», и принялся разворачивать все, что привезли родители в туго набитых сумках.
Через несколько минут стол преобразился, и изысканные блюда, доставленные к их обеду из одного из лучших московских ресторанов европейской кухни, перемежались с домашними огурцами, порезанной ветчиной и котлетками на тарелке.
Только после третьей рюмки отца немного отпустило.
– Ты, может, и неплохой парень, Максимка, – сказал он вдруг. – Но все это нужно заканчивать, мысль мою ловишь?
– Это еще почему? – побледнел Максим. – Вы меня не одобряете? Вы мне не верите?
– Да какая разница, чего я одобряю, а чего нет! – хлопнул по столу ладонью отец. – В том ли дело? Да ты глянь на нее, на нашу Аришку, и на себя глянь. Вы с разных грядок, мысль увариваешь? И странно, что ты сам этого не видишь.
– Арина – самая прекрасная женщина в мире, – мягко возразил Максим, но скулы его напряглись. – Мне нет дела, из каких мы миров, с каких, как вы сказали, грядок. Она тонкая, глубоко чувствующая, нежная…
– А вдруг это любовь! – встряла мать.