Надо было срочно рвать когти, но Джарвис не имел ни малейшего представления, как правильно использовать свою добычу. Тайах успела все, кроме одного – объяснить самое главное! В отчаянии принц с размаху ударил жезлом по той зеркальной стене, что еще оставалась целой.
Сначала ему показалось, что она тоже разлетелась вдребезги. Однако на этот раз осколки не обрушились со звоном на пол, а закружились в блистательном танце, словно неистовая метель. За этой зеркальной метелью уже не было видно ни Элори, ни комнаты, ни девушки – все заволокла пелена холодных серебряных вспышек. Постепенно они становились все меньше и меньше, не то удаляясь, не то сливаясь в странный сверкающий туман. В этом тумане одно за другим проскользнули размытые лица – Жайма, Ломенархик, Элори, прекрасный даже в неистовом гневе… Затем почему-то появился и пропал сам архиепископ Кильседский, потом мастер клинка, убитый Ломенной на барже. И наконец в странном золотистом отсвете явилась Тайах, а рядом с ней – лицо в обрамлении белоснежных волос, которое показалось Джарвису его собственным, но почему-то наполовину скрытое черной маской с серебряной каймой.
Постепенно лица слились в неразличимый поток. Принц почувствовал, как твердь уходит у него из-под ног, и он проваливается в не имеющую названия бездну…
В следующий миг сверкающий туман улетучился, будто никогда не был. Джарвис почувствовал, что его ноги прочно стоят на неровном булыжнике мостовой, а рука все еще сжимает обнаженный меч. Он торопливо вбросил Зеркало в ножны и огляделся.
Над треугольными крышами, золотое и жаркое, пылало утреннее солнце. В створе улицы, меж глухими стенами домов, высилась тонкая высокая башня лишь самую малость ярче нежной голубизны утреннего неба, с куполом цвета меда, за который зацепился маленький, как пушинка, клочок облака. Золотисто-коричневая черепица на крышах казалась дочиста отмытой – видимо, перед рассветом прошел небольшой дождь. Налетел легкий ветерок, принеся с собой запах цветущих деревьев, йода и подгнивших водорослей…
Это был Афрар, столица Алмьяра – одна из его припортовых улочек и стройная башня храма Морской Девы, милосердной ипостаси Атайнет. И все вокруг было настоящее, реальное, а не сотканное загадочной магией из призраков и иллюзий!
Джарвис облегченно вздохнул, словно расправляя легкие свежим воздухом, для порядка испробовал твердость мостовой каблуком сапога и уже хотел направиться в сторону порта – но тут его взгляд упал на собственный рукав. Разорванный от локтя до плеча и вдобавок закопченный непонятно откуда взявшейся гарью, присборенный рукав был БЕЛЫМ! И узкие атласные штаны, столь же грязные и продранные на левом колене, тоже были белыми! Меч Индессы по-прежнему покоился в эмалевых ножнах, а с серебряного пояса осыпались не все рубины. Зато вместительный кошель, обычно висевший справа, исчез вместе со старой одеждой и прежним поясом.
Джарвис помянул тысячу морских чертей, подробно обрисовал, что они должны сделать с Элори Вил’айэном… потом неожиданно замолчал и пристально уставился на Зеркало.
– Что ж, ты сам не оставил мне другого выхода! – наконец произнес он с нескрываемым злорадством. – Ты эту историю начал – ты за все и ответишь!
В последний раз положив руку на эфес, принц повернулся и вместо порта зашагал к известной на весь Афрар оружейной лавке «Ширави и сыновья».
– Если кому-нибудь из руми доведется увидеть во сне Замок, то еще немало дней после того он смиряет свою плоть молитвой и постом…
Пальцы достойнейшего Анхорайни мало-помалу добрались до большой бусины. Он перехватил четки и сунул куда-то в широкий рукав своего длинного одеяния, чего-то среднего между халатом и рясой, затем взял со стола чашу и вновь отхлебнул вина. Джарвис терпеливо ждал продолжения речей мудреца. Он уже не впервые общался с Анхорайни и знал, до какой степени бесполезно его торопить, а также перебивать.
Поставив чашу на стол, достойнейший утер губы и столь же неспешно продолжил:
– Как я уже говорил, замок демона сновидений, которого иногда зовут Элори Вил’айэном, является очень многим людям, хотя мало кто признается, что видел его хотя бы раз. Но увидеть во сне – одно, а перенестись туда, пусть даже в иллюзорной плоти – совсем иное. Попавший туда и побывавший на балу у Повелителя Сновидений, как правило, обречен. Единственный шанс – отвернуться, уйти, раскаяться… но люди не используют его. Тот же, кто побывал на балу дважды и трижды, будет являться в замок так часто, как сможет, – Анхорайни горестно развел руками. – Эти люди скорее умрут, чем признаются вам, что нога их ступала по полу Зала Зеркальных Колонн, а ноздри вдыхали дым дремотника, горящего в ароматических лампах. Новичка же, который по неопытности осмелится рассказать о своих ночных видениях, они будут порицать и презирать. Но взгляните внимательнее в их глаза! По масляниcтому блеску, по чуть расширившимся зрачкам, по взгляду, на миг застывающему и уходящему внутрь себя, вы отличите постоянного участника празднеств во владениях демона снов. Если и есть какое-то средство прекратить это, не губя самого человека – как губит Святое Дознание в Лаумаре, – то мне оно неизвестно, благородный оль-Меналиэй.
Анхорайни опять замолк и сделал еще один большой глоток из своей чаши. Когда он опустил ее на стол, Джарвис обнаружил, что емкость опустела. Подхватив глиняный кувшин, принц вновь наполнил чашу собеседника. Без вина старый руми – наполовину ученый, наполовину мистик, член ордена, уходящего корнями в глубокую древность – принципиально не общался на столь сложные темы, поэтому приходилось отбрасывать гордость и исполнять работу виночерпия. Анхорайни добродушно улыбался в пегую клочковатую бороду, глядя, как струя похожей на кровь жидкости наполняет его сосуд мудрости.
Джарвис тоже отхлебнул из своей чаши, наслаждаясь вкусом напитка. Честно говоря, сам он предпочитал золотые и розовые сорта. Но терпкий аромат и крепкость, разливающая огонь по жилам, придавали ощущение подлинности всему окружающему миру, делали его живым и вещественным, изгоняя из тела завораживающий ужас, испытанный в призрачных владениях Повелителя Снов…
– Если бы мы сейчас сидели у меня, а не в этом приличном заведении, то я показал бы вам весьма занимательный труд одного лаумарского монаха, – снова заговорил мудрец. – Монах этот лет восемьдесят назад был исповедником в одном из крупных храмов Кильседа. Ему удалось собрать и записать – разумеется, без упоминания имен, чтобы не нарушать тайну исповеди – довольно много разнообразных сведений о свойствах и особенностях Замка. На данный момент мой экземпляр – единственный, который не находится в распоряжении Святого Дознания, – горделиво добавил ученый. – Конечно, свидетельства эти весьма неполны, а главное, сильно искажены. Но соотносясь с другими существующими источниками, нетрудно установить, что именно меняют в своих воспоминаниях те, кто все же решился покаяться. Удивительно, но практически всегда приходится делать однотипные поправки, так что я склоняюсь к мысли, что рассказы очевидцев искажает не их личная воля, а некий постоянно действующий фактор…