– И что тогда будет с тобой? – Тай едва сумела прошептать эти слова, ибо рассказ Шиповника сковал ее запредельным ужасом.
– О, в конце концов у меня всегда есть последний выход – уйти из Замка после нашей близости и более ни разу не вернуться. Хотя не знаю, что было бы страшнее для меня – кара Элори или это отлучение… – он отыскал ее руку и слегка коснулся ее губами маски, обведенными серебристым перламутром.
В ответ Тай легко соскользнула с ложа, опустившись на пол рядом с Шиповником, и крепко прижала менестреля к себе.
– А вот крокодил меня задери, если я позволю ему хоть как-то изменить меня без моего согласия! – яростно прошептала она. – Для этого ему придется мне руки сковать, а то и вообще по голове стукнуть – а это против правил, он же гордится, что покоряет одной лаской! Спасибо, что предупредил!
Она зарылась лицом в его шелковистые волосы, от которых веяло легким и терпким запахом, как от древесного мха на дубовых стволах в роще за монастырем. Только сейчас она поняла, что именно человеческая уязвимость, проступающая из-под нелюдского обличья, и делает его таким влекущим. Здесь не было мистической неотвратимости, в ее власти сделать выбор самой – и она сделала его.
– А ты… я понимаю, что страшно, но если бы ты подошел, как все, и пригласил на танец, я бы тебе не отказала. И не только в танце, но и во всем остальном. Ты ведь не просто красив, есть в тебе какая-то притягательность безумия… – торопливо, так что отлетела пара жемчужин, Тай рванула застежки на лифе, обнажая грудь. – Возьми меня, возьми прямо сейчас – ты же так этого хотел…
Не снимая маски, Шиповник наклонился к ее груди, так что она почувствовала холодок эмали… а затем ощутила теплое и влажное, ласкающее кончик груди, и тихо простонала, поняв, что он просунул язык в раздвинутый улыбкой перламутр.
– А теперь в губы, так же! – и сама прижалась щекой к его маске, сама проникла языком за эмаль и растаяла от счастья, когда их плоть соприкоснулась.
– Госпожа моя, – прошептал Шиповник, с трудом отрываясь от ее губ. – Ты так же добра, как и прекрасна… Ради тебя я пошел наперекор всему – так разве остановит меня еще одно правило?!
С этими словами он отчаянным жестом сорвал и отшвырнул черно-белую маску, открывая тонкое, выразительное, серебристо-бледное лицо и огромные глаза, словно две капли талой весенней воды…
– Она только мешает мне любить тебя…
…и на Тай, до того охваченную огнем желания с головы до ног, словно водой плеснули. Ибо хрустально-серые глаза, взиравшие на нее с таким обожанием, были искусно подрисованы для придания им раскосого разреза морской расы.
– Та-ак, Тиндалл, – протянула она голосом, не предвещающим ничего хорошего. – В постель с тобой я, безусловно, влезу, но не раньше, чем ты объяснишь мне, что из нагороженного тобой правда.
На его лице отразилось такое искреннее изумление, что на секунду Тай даже усомнилась в своих выводах.
– Что с тобой, госпожа? Я кого-то напоминаю тебе?
– Я могу поверить в то, что приближенный Элори имеет возможность узнать меня в любом виде, – начала перечислять Тай. – Я допускаю, что в здешнем гадюшнике можно найти мужчину, способного пожертвовать собой ради сильных чувств. Я даже могу предположить, что это просто его излюбленная ласка – сквозь приоткрытые губы. В общем, я верю, что ты не единственная незаурядная личность в Замке. Но если у человека под глухой маской еще и глаза подведены – значит, он заранее знает, что снимет ее при свете! До сих пор все, кто уводил меня с бала, либо вообще обходились без поцелуев, либо занимались любовью в полной темноте – если, конечно, на них была маска именно такого вида, когда губы не свободны. Что ты скажешь на это? – она торжествующе прищурилась.
Виноватая улыбка расцвела на губах лже-менестреля.
– Прости меня, госпожа – я испытывал тебя. Но ты выдержала это испытание так, как я и надеяться не мог, и я безумно рад этому.
– Но чего ради? – недоуменно взглянула на него девушка. – Зачем нужны все эти сложности?
– Еще раз прости… этого я пока не могу сказать. Скажу лишь, что был потрясен, когда ты угадала меня в Дэйре из Ониксовой Земли. Ты вызвала у меня интерес, и я решил проверить, на что ты еще способна. Как выясняется – на многое.
– Убила бы тебя на месте, – вздохнула Тай, – да рука не подымется на этакое сокровище. Надо же, каких ужасов нарассказывал – я чуть было сама не решила бросить Замок на веки вечные! Ты и в самом деле менестрель Элори?
– Нет. К его свите я не имею ни малейшего отношения.
– А к нему самому? – проницательно глянула ему в глаза Тай.
– Это я тоже объясню тебе потом – сейчас не имею права. Но надеюсь, что к нашей следующей встрече уже буду иметь.
– Значит, и то, что я ему приглянулась – твоя выдумка?
– Даже если эта выдумка вдруг окажется правдой, – Тиндалл взял ладонь Тай и приложил к своей щеке, – одно могу обещать тебе с полной уверенностью: того, что я рассказывал, он не проделает с тобой никогда. Просто не сумеет!
И снова Тиндалл остался до конца верен принятой роли – руки, что ласкали Тай в этот раз, были руками менестреля Шиповника, нервного и безумного, одного из тех, чьей жажде вовеки не знать утоления…
На вопрос о следующей встрече он ответил: все, что он сейчас может сказать – она непременно состоится. «Снова заставишь тебя в толпе угадывать?» – спросила Тай. Он лишь улыбнулся тонко и загадочно.
Теперь Тай уже была настороже, хотя и понимала, что от ее настороженности вряд ли есть какой-то прок – Тиндалл оказался значительно более разносторонней личностью, чем она могла вообразить. Однако юная монахиня не отчаивалась: какую бы маску ни надел ее странный любовник, она не скрывала его доброты и искренности. И если он не оставит ей других примет, она всегда угадает его по теплому взгляду – такое не подделаешь!
Но, видимо, для Тиндалла мысли Тай были открытой книгой – как раз того, чего от него ждали, он никогда и не делал…
У церкви стояла карета,
Поди угадай, для чего…
Вы думали, кво – это статус?
То-то и оно, что кво!
(Михаил Щербаков)
Итак, у церкви стояла карета.
Правда, церковь эта была не просто церковью, а старинным собором, который триста лет считался кафедральным, пока в царствие Ротери VI, деда Ансалио и прадеда нынешнего короля Ансейра, не был возведен новый, еще больше и величественнее.
Карета, в общем, была под стать собору – сделанная лет пятнадцать тому назад и в ту пору весьма роскошная, сейчас она выглядела изрядно потрепанной и ободранной. Ее украшения давно вышли из моды, а большой размер, рассчитанный на такую же большую семью, делал ее особо нелепой и неуклюжей в сравнении с новенькими экипажами, сгрудившимися с другой стороны площади – у огромного, многооконного, увенчанного стрельчатыми башенками здания Генеральных Штатов.