– Мое имя Нисада, – со всей мыслимой кротостью произнесла девушка, когда Берри помог ей подняться. – Я прямая наследница держания Лорш. Точнее, стану ею, если на то будет соизволение ваших величеств.
– Бесстыдная ложь, – раздался звучный голос из правого угла, где сидели несколько высших церковных иерархов в лиловых и черно-белых парадных облачениях. – Все знают, что у Нисады Лорш еще в раннем детстве отнялись ноги. Ты не можешь быть ею, девица.
– Потому-то я и взываю к вашему покровительству, милостивые владыки, – с этими словами Нис извлекла из шелковой сумочки, висящей у нее на запястье, свернутую в трубку и перевязанную голубой ленточкой бумагу за подписью имперского наместника из Рилгаты. – Будьте так снисходительны, взгляните вот на этот документ. Юношу же, стоящего рядом со мной, зовут Танберн Истье, он готов свидетельствовать, что все, написанное в сем документе – истинная правда и ничего, кроме правды.
Старательно потупившись, она преодолела последние три шага, разделяющие ее и владык, и, почтительно присев, протянула документ юному королю. Тот снова затравленно оглянулся в сторону Зивакут, но, призванный к порядку одним движением тонко очерченных губ, был вынужден развязать ленточку и углубиться в чтение – или сделать вид, что углубился, выжидая положенное время, чтобы передать бумагу матери.
– Здесь не хватает лишь вашей печати, милостивые владыки, – снова подала голос Нисада. – Смиренно взываю к вашей защите и покровительству, дабы никто более не смел посягнуть на то, что принадлежит мне по праву.
По залу прокатилась волна шепотков. То, что в кресле Великого Держания юга сидит представитель незначительного рода Веннан, уже стало предметом оживленного обсуждения за дверями зала. А теперь вдобавок выяснилось, что у сей истории имеется продолжение…
Наконец бумага перешла в руки королевы, которая, в отличие от сына, цепко пробежала ее глазами менее чем за минуту. Брови ее поползли вверх в удивлении, но это было именно удивление, а не всеобъемлющее изумление. Затем ее взгляд тоже обратился к креслу, стоящему по левую руку.
– Тарме анта Веннан, – южане имели привычку опускать частицу притязания перед родовыми владениями, но сейчас королева произнесла дядюшкино имя по всем правилам, и от этого оно обрело какую-то особую значимость. – Признаешь ли ты в этой девице дочь своей сестры, вернувшую себе способность ходить в результате чудесного исцеления?
Судя по всему, тех минут, пока владыки изучали пергамент Нисады, дядюшке вполне хватило на то, чтобы взять себя в руки и даже прикинуть дальнейшую тактику. Его выразительное лицо снова сделалось невозмутимым, и единственное, что было возможно прочитать на нем – легкое презрительное отвращение.
– Конечно же, нет, ваше величество, – отозвался он хорошо поставленным, ни разу не дрогнувшим голосом. – Как абсолютно верно заметил его преосвященство Лаймарт, у моей племянницы с детства отнялись ноги, и исцелить ее, увы, невозможно ничем. Эта девушка – самозванка, даже не слишком похожая на Нисаду, и притязания ее смешны.
– Теперь вы поняли, ваше величество, почему я посмела ворваться прямо на заседание Генеральных Штатов, а не обратилась к вам, как полагается по закону честной подданной? Почему взываю к вашему заступничеству? – Нисада подняла на Зивакут огромные глаза, в которых очень удачно дрожали самые настоящие слезы, навернувшиеся, когда она ткнулась носом об пол. – Взгляните, государыня! Пусть мой отец некогда и навлек на себя ваше неудовольствие, но не помнить его вы не можете. Скажите сами, разве не похожа я на Эллака Лорша?
Берри едва заметно скривился – на его взгляд, напоминать королеве об опальном Эллаке было не лучшей идеей Нис. Однако на лице Зивы не отразилось никаких неприятных эмоций. Похоже, она изо всех сил старалась быть беспристрастной, не желая отягощать начало якобы самостоятельного правления Ансейра темными делами одиннадцатилетней давности.
– Действительно, анта Веннан, сходство этой девушки с князем Лорша налицо, – холодно произнесла она. – Ты будешь и дальше отрицать это?
– А разве я это отрицал? – невозмутимо бросил Тарме, скрещивая руки на груди. В отличие от Эмалинды, время оказалось милосердно к нему – в волнистых смоляных волосах, свободно падающих на плечи, не было ни одной седой нити, черные глаза живо блестели, а светлый оттенок кожи, особенно в сочетании с темной зеленью элегантного камзола, смотрелся аристократической бледностью. Черты его лица были слегка неправильными, но это лишь добавляло ему выразительности. Давно не молод и даже не слишком красив, но очень, оч-чень интересный мужчина… Да, к этому человеку Зива вряд ли совсем равнодушна – умных сильных женщин часто тянет к таким вот эффектным персонажам, прекрасно умеющим подать себя.
– Я всего лишь сказал, что она не слишком похожа на Нисаду, – уверенно продолжил Тарме. – Кровь Лоршей в ней чувствуется, спорить не стану. Но прошу заметить, ваше величество, что мой покойный зять всегда отличался, если можно так выразиться, отменным темпераментом. Эта особа вполне может быть его бастардом от какой-нибудь селянки, либо даже потомком его отца, который тоже не славился строгостью нрава. Однако при наличии законных детей Эллака от моей бедной сестры это не дает ей ни малейших прав на какое-либо владение. Я скажу больше – именно из-за сходства с Лоршами девочка и взяла на себя эту некрасивую роль. Нисколько не сомневаюсь: тот, кто знал лишь отца Нисады, а саму ее в лучшем случае видел ребенком, легко поверит этой самозванке. Но для меня старшая дочь Эллака все равно что родное дитя, и меня не обманешь.
– Это я-то тебе родное дитя?! – Нисада в бешенстве повернулась к Тарме. – Как только у тебя язык не отсохнет, ты…!
В этом месте Берри незаметно для окружающих слегка дернул ее за оборку, и княжна Лорш поняла, что едва не выпала из образа. Торопясь загладить невольное упущение, она сделала в сторону дяди какой-то патетический жест и отчаянно воскликнула:
– Свидетель мне бог, которому я принадлежу душой и телом! Ты отказываешься признавать меня лишь потому, что желаешь сам править Лоршем через своего сына, с которым помолвил мою сестру Лар против ее воли! Но от небес не укроешься, и случилось чудо – ноги были возвращены мне, чтобы не дать свершиться беззаконию. Да буду я проклята при жизни и забыта после смерти, если это не так!
Зал ахнул. Такими клятвами не бросаются, и даже если девушка в самом деле была самозванкой, сейчас она пошла ва-банк. И Зивакут не могла не понимать этого.
– Твое обвинение серьезно, дитя мое, – произнесла она неожиданно дрогнувшим голосом. Этой секундной заминки Джарвису хватило, чтобы понять, насколько попали в точку слова Нисады. Теперь, если Зива примет сторону дяди, то тем самым косвенно подтвердит, что и для нее собственный сын – лишь ширма. А ей это крайне невыгодно. – Но обвинение владетельного Веннана не менее серьезно. Чем ты докажешь, что в самом деле та, чьим именем назвалась?
– Вы видели подпись на пергаменте, ваше величество, – Нисада снова повернулась к королеве. – Неужели вы считаете, что назначенный вами наместник не знает в лицо дочь своего князя?