– «Генерал Грант» торпедирован и тонет, сэр, – сказал Флеминг.
Как выяснилось впоследствии, эсминец не был торпедирован, а подорвался на мине. Взрывом ему оторвало полкормы, но на плаву он остался – хотя и в состоянии полнейшей неподвижности.
Между тем учебная тревога на базе плавно перешла в боевую. Изменение планов командования привело к некоторой сумятице, и я наконец увидел, что на базе действительно есть люди. Много людей. Больше, чем нам хотелось бы…
– По боевому расписанию должен находиться у входа в туннель «Саксония», – деревянным голосом сказал наш проводник. – Вам же надлежит пройти в гимнастический зал.
– А почему не в столовую? – спросил я. – Заодно проверим аутентичность закладки. В конце концов, первую пробу всегда снимает старший по званию.
Кассовский посмотрел на меня затравленно.
Столовая для рядового состава отделялась от офицерского зала фанерной перегородкой, окрашеной под алюминий. На одной из стен висела огромная фотография лунного летчика Курта Келлера, а на противоположной – уменьшенная и весьма скверного качества репродукция с погибшей в огне картины Сальвадора Дали «Прямой и обратный путь в извилистых пещерах воображения меж двух белых холмов, когда луна в зените сияет в последний раз». Из всего инвентаря института «Аненэрбе» только эту картину мне и было жаль – хотя Донован придерживался мнения прямо противоположного.
– Что будем делать, сэр? – тихо спросил сержант.
– Осмотрите помещение.
– Кажется, мы влипли, – сказал Флеминг. – Вряд ли я смогу продержаться сутки за обеденным столом.
– Расчитывайте на двое суток, Ян, – сказал я. – Адмирал человек осторожный. Он не попрет очертя голову туда, где в море водятся торпеды.
– Интересно, – сказал Флеминг, – а подводная лодка у них плавает или на вечном приколе?
– Сейчас узнаем. Штурмбанфюрер! – смилостивился я над проводником.
– Да, рейхсфюрер!
Он был весь в поту, и сквозь его восторг проступало смертное недоумение.
– Подводная лодка способна выходить в море?
– Разумеется, рейхсфюрер! В любой момент.
– План базы у вас имеется?
– Да, рейхсфюрер.
– Давайте его сюда. Сами можете идти.
Я поймал недоумевающий взгляд Фили.
Кассовский вынул из планшета сложенную карту, потертую на сгибах, протянул мне. Руки его прыгали.
– Хайль Гитлер! – он четко повернулся и пошел к двери. В дверях покачнулся, схватился за косяк, но выпрямился – и сгинул в коридоре. С этой секунды он будет знать, что отводил в столовую осточертевшую комиссию по кадрам, которая как застряла здесь в мае сорок пятого, так и продолжает усердствовать не по разуму…
Сержант Грейнджерфорд подвел ко мне возмущенного повара.
– Пытался воспрепятствовать осмотру кладовой, сэр!
– Вот как? – я посмотрел на повара. – Имя?
– Вольнонаемный помощник армии Зигмунд Колембе, бригадефюрер.
– Почему не подчинились приказу?
– Но он же говорит по-английски!
– В уставе нет ни слова о том, на каком языке должны отдаваться приказы!
– Так точно, бригадефюрер. Однако я не мог подчиниться приказу, так как не понял ни слова…
– Очень плохо. Чем вы занимались здесь два года? За это время можно выучить китайский, а не родственный язык германской группы.
– Но я и так синолог, бригадефюрер. Магистр…
– Какого же черта вы делаете на кухне?
– Но повсеместно считается, что лучшие повара – китайцы. Никто больше не может приготовить из пингвинов что-либо съедобное. Директор института приказал мне…
– Половина личного состава базы больна цингой! Куда идет пингвинья печень, спрашиваю я вас?!
– Но, бригадефюрер! С тех пор, как выход на поверхность ограничили в связи с появлением неприятельской эскадры, вся пингвинья печень поступает в рацион летчиков и команды «Возмездие».
– Вы хотите сказать, дорогой Колембе, что ни у кого из них признаков цинги нет?
Я вас правильно понял?
– Бригадефюрер, я говорил не это! Я всего лишь сказал, что вся свежая пингвинья печень уходит в рацион героев последнего шага. Да, у них наблюдаются признаки цинги, но в начальной стадии.
– Проводите-ка меня к ним. Я хочу лично убедиться в том, что вы мне сказали. А заодно – и вручить каждому по лимону.
– Слушаюсь, бригадефюрер! Но…
– Вас туда не пустят, хотите вы сказать?
– Так точно.
– Это просто смешно. Покажите-ка мне на плане, где они располагаются.
Везение не длится вечно…
Герои последнего шага открыли огонь первыми. Сержанта зацепило в бок, и сейчас он скрипел зубами, пока Филя немилосердно его перебинтоввывал. Еще один морпех окривел на левый глаз, что не мешало ему целиться. Флеминга оцарапало в трех местах. И только несчастный синолог, специалист по пингвиньему мясу, лежал под стенкой с почти бескровной дырочкой во лбу.
Команду «Возмездие» положили всю, до последнего человека, и это было плохо.
Ибо покоящиеся в бетонных гнездах серые цилиндры размером со стандартную бочку для горючего требовали какого-то особого обращения. Ключа, команды, заклинания. Чего-то еще. Их было тринадцать, по числу героев. Имело ли это какое-то значение, не знаю.
Одного из них я вспомнил. Тот маленький астральный разведчик, засекший в сорок втором лагерь для шаманов на острове Ольхон посреди Байкала.
Спецобъект под скромным названием «лагпункт-666». Какое роскошное чучело Паулюса там стояло…
Для обороны бункер был приспособлен идеально. Но пока нас никто не штурмовал. Видимо, на поверхности тоже что-то происходило…
Происходило вот что: полузатонувший «Грант» вывалил за борт все шлюпки и плоты, экипаж и морская пехота погрузились на них и направились к берегу. На берегу из замаскированного эллинга выползли два танка и приготовились стрелять. С двух самолетов сбросили белые маскировочные чехлы и начали прогревать их моторы. Это были истребители-бомбардировщики «фокке-вульф».
Все это капрал Андервуд наблюдал с растущей тревогой. У него был пулемет с хорошим запасом патронов и несколько противотанковых гранат. Он трезво понимал, что, обнаружив себя, продержится недолго. Следовало решить, как лучше себя потратить.
Он связался с эсминцем и предупредил относительно танков и авиации. Там ответили, что и сами не слепые. После чего капрал засунул рацию в снег, установил пулемет на нарты и по возможности незаметно, прячась за застругами, направился к концу взлетной полосы.