Вот это новости!

«Ах так! – подумал я. – В доме свадьба, а мне ничего не говорят? У всех праздник, а бедного Джаннино держат в неведении и пичкают с утра до вечера супом с вермишелью?»

И, открыв пакет из кондитерской – теперь-то я уже догадывался, что там драже для тех круглых коробочек, – я вдоволь полакомился, приговаривая:

– Нет, дорогие мои! Джаннино тоже хочет повеселиться, ведь эта свадьба – моя заслуга, и лишать меня праздника с вашей стороны просто неблагодарно!

10 декабря

Да здравствуют жених и невеста! Да здравствует Джаннино! Долой супы с вермишелью!

Наконец-то в доме воцарился мир, и всё благодаря мне.

Итак, сегодня утром я, как и собирался, ничего не упустил: едва заслышав шорохи в доме, я вскочил, оделся и приготовился действовать.

Все про меня забыли.

Я слышал, как папа, мама, Ада и Вирджиния спустились вниз из своих спален, потом прибыл Маралли, наконец, позвонил извозчик, и все ушли.

Тут я стрелой выбежал из дома и понёсся догонять бричку.

Вскоре я уже ухватился за деревянную ось и уселся на неё, как уличный мальчишка. «Ну теперь-то вам от меня не убежать!» – подумал я.

Здесь было слышно всё, что говорили взрослые, а меня за откидным верхом они увидеть точно не могли.

Маралли, к примеру, причитал:

– Умоляю, смотрите, чтобы этот оголтелый Джанни Урагани не прознал о нашей поездке… не то он всему городу разболтает!

Мы ехали и ехали, наконец бричка остановилась и все вышли. Я подождал чуть-чуть и тоже спрыгнул.

Ну и чудеса!

Передо мной возвышалась деревенская церквушка, в которую как раз входили родители, сёстры и Маралли.

– Что это за церковь? – спросил я какого-то крестьянина, что стоял неподалёку.

– Церковь Святого Франческо на Горе.

Я вошёл вслед за остальными и увидел у алтаря Маралли и Вирджинию на коленях перед священником, за ними стояли Ада, папа и мама.

Я прокрался вдоль стены к самом алтарю, никто меня не заметил, и я смог наблюдать всю церемонию с начала до конца. Когда священник спросил у Вирджинии и Маралли, хотят ли они заключить супружеский союз, и они ответили «да», я вышел из тени и сказал:

– Я тоже хочу, чтобы вы поженились, но почему же вы мне ничего не сказали? Как вам не стыдно?

Сам не знаю почему, но я чуть не разревелся: мне и правда было очень обидно. Все остальные так удивились, увидев меня, что не могли вымолвить ни слова.

Но тут мама заплакала, стала меня обнимать и целовать, приговаривая дрожащим голосом:

– Джаннино, мой Джаннино, как же ты здесь оказался?

Папа проворчал:

– Очередная выходка!

После венчания Вирджиния тоже плакала, обнимала меня и целовала, а вот Маралли был очень недоволен: он схватил меня за руку и сказал:

– Смотри, Джаннино, не проговорись никому о том, что здесь видел. Понятно?

– Но почему?

– А это не твоё дело. Детям не понять. Помалкивай, и точка.

Ну вот, пожалуйста, очередная история, которую детям, видите ли, не понять! Неужели взрослые всерьёз считают, что такого объяснения ребёнку вполне достаточно?

Ладно. Зато теперь все меня любят; обратно я ехал на облучке возле кучера и почти всю дорогу правил сам. И самое главное, теперь мне долго не придётся есть суп с вермишелью.

12 декабря

Хорошо, когда старшие сёстры выходят замуж!

Гостиная будто превратилась в кондитерскую лавку… Там уже расставлены всевозможные пирожные: мои любимые – с джемом, но трубочки с кремом тоже вкусные, правда, откусишь – и весь крем выдавливается с другого конца, да и простое бисквитное печенье «Мадлен» – тоже пальчики оближешь, а по нежности ничто не сравнится с безе…

Я сам в этом убедился, слопав девять пирожных подряд… Они просто тают во рту.

Через час жених с невестой, свидетели и гости вернутся из муниципалитета, и начнётся приём с прохладительными напитками…

Дома осталась только Ада, которая плачет, бедняжка, потому что все сёстры заполучили женихов, а она рискует разделить судьбу тёти Беттины.

Кстати, тётя Беттина не приехала, хотя папа её звал. Она ответила, что у неё нет сил на дорогу, и она передаёт молодожёнам свои поздравления от всей души, на что Вирджиния заметила, что поздравления ей совершенно ни к чему, лучше бы эта скупердяйка послала какой-нибудь подарок.

* * *

Мой дорогой дневник, я снова тут, взаперти в своей комнате, и, возможно, – не приведи Господь – опять приговорён к супу с вермишелью!

Как же мне не везёт!.. Так не везёт, что я плакал бы навзрыд, не будь мне так смешно вспоминать лицо Маралли, когда обрушился дымоход. Он был такой смешной, с дрожащей от страха бородищей!

Разгром получился что надо; разумеется, во всём обвинили меня, ведь я же горе родителей и гроза всего дома, хотя на этот раз пострадал не весь дом, а всего одна гостиная.

Вот как было дело.

Когда Маралли, моя сестра, папа, мама и все остальные вернулись из муниципалитета, было очень холодно, поэтому кто-то из гостей, входя в гостиную, заметил:

– Все и так замёрзли, от прохладительных напитков мы совсем окоченеем!

Тогда Вирджиния и адвокат Маралли позвали Катерину и велели ей разжечь камин в гостиной.

Бедняжка Катерина стала разводить огонь и…

Ух, какой взрыв!

Настоящая бомба: в облаке пыли под градом штукатурки казалось, что обрушился весь дом.

Катерина растянулась на полу, не подавая признаков жизни; Вирджиния, которая стояла рядом и всё видела, вопила так же громко, как обнаружив «вора» под кроватью; а Маралли, белый как полотно, тряс бородой и кружил по комнате, повторяя:

– Боже мой, землетрясение! Боже мой, землетрясение!

Гости бросились врассыпную. А папа, наоборот, примчался к месту происшествия, но никак не мог взять толк, с чего вдруг взорвался дымоход и обвалилось полстены.