Что и говорить, он и правда оставил на мне неизгладимый след!

Разве это справедливо? Не удивлюсь, если в один прекрасный день меня накажут за то, что я двухлетним малышом разбил блюдце!

16 декабря

Сегодня справедливость наконец восторжествовала.

Было решено, что после уроков я должен пойти с мамой и Адой к синьоре Ольге, во всём признаться и попросить прощения.

Вот мы пришли к ней, и я, смущаясь и краснея, стал рассказывать про фокусы. Синьора Ольга слушала с большим интересом.

Потом сказала:

– Подумать только, вот голова садовая! Ведь я всё это время даже не замечала, что у меня чужие часы!

Она сбегала за ними и вернула их маме, которая только повторяла:

– Да что вы, что вы…

Вот это называется рассуждать здраво! Ведь правда, заметь синьора Ольга подмену часов вовремя – тут бы всё и разъяснилось. Я же не виноват, что она такая рассеянная!

Дальше – больше. Теперь пришёл черед мамы с Адой рассказывать про «клептоманию».

По мере рассказа синьора Ольга всё больше оживлялась, будто речь шла о ком-то постороннем, и в конце концов расхохоталась, как полоумная, и еле выговорила сквозь смех:

– Прелестно! Великолепно! Они даже заставили меня лечиться от клептомании! Ах-ах! Просто прелестный эпизод, достойный какого-нибудь романа!.. А ты, шалун, небось повеселился от души? Представляю, сколько ты смеялся!.. Ещё бы! Я бы тоже посмеялась!..

Она обхватила мою голову и покрыла поцелуями.

Какая она добрая! Сразу видно, что у неё большое сердце и ума хоть отбавляй, она не закатывает истерики по пустякам, как другие женщины!

Мама и Ада очень смутились, они-то ждали, что синьора Ольга устроит сцену! Когда мы вышли, я не удержался и сказал им:

– Учитесь у синьоры Ольги, как нужно обращаться с детьми!

И поскрёб своё больное место.

17 декабря

Сегодня в школе мне пришлось вправлять мозги Чеккино Беллуччи, а всё из-за Вирджинии.

– Правда, – сказал Беллуччи, – что твоя сестра вышла замуж за этого крикуна Маралли?

– Правда, – ответил я. – Только Маралли не крикун: он блестящий адвокат и скоро станет депутатом.

– Депутатом? Как же! – и Беллуччи прикрыл рот рукой, давясь от смеха.

Я, само собой, начал кипятиться:

– Ничего смешного! – и дёрнул его за руку.

– Разве ты не знаешь, – продолжал он, – что у депутата должно быть много-много денег? Знаешь, кто станет депутатом? Мой дядя Гасперо: у него есть орден, а у Маралли нет; он был мэром, а Маралли нет; он дружит со сливками общества, а Маралли нет; у него есть автомобиль, а у Маралли нет…

– При чём тут автомобиль? – сказал я.

– При том, что мой дядя Гасперо на своём автомобиле будет колесить по всем окрестным деревням и выступать там с речами, а Маралли придётся таскаться пешком…

– По окрестным деревням? Мой зять, к твоему сведению, лидер всех рабочих и крестьян, а если твой дядя покажется в деревне хоть на автомобиле, хоть на чём, ему просто всыпят по первое число!

– Как же! Чушь!

– Хватит говорить «как же»…

– Как же!

– Перестань говорить «как же», я сказал.

– Как же! Как же!

– Вот кончатся уроки, я покажу тебе «как же»!

Тут он притих, ведь всем известно, что с Джаннино Стоппани шутки плохи.

И вот после уроков я догнал его у дверей школы и сказал:

– Теперь-то я сведу с тобой счёты!

Но тут он перешёл на бег, вскочил в автомобиль своего дяди, который ждал его у ворот школы, и принялся гудеть в клаксон под восхищённые взгляды одноклассников, шофёр крутанул руль, и они унеслись прочь…

Ну и ладно. Завтра ему покажу!

23 декабря

Вот уже почти неделю я не прикасался к дневнику.

Ещё бы! Это не так-то просто с вывихнутой ключицей и левой рукой в гипсе.

Но сегодня доктор наконец-то снял перевязку, и я с грехом пополам могу описать в своём верном дневнике те чудовищные злоключения, что выпали на мою долю 18 декабря – эту дату я запомню навсегда, ибо только чудом она не стала днём моей смерти.

Итак, в то утро, как только Чеккино Беллуччи уселся за нашу парту, я обозвал его трусом, ведь он сбежал от меня на автомобиле, испугавшись взбучки.

Тогда он рассказал, что его родители уехали в Неаполь навещать больного дедушку, маминого отца, а он гостит пока у дяди Гасперо, и из школы его теперь забирает водитель на автомобиле, так что пока нам всё равно не удастся поговорить с глазу на глаз.

Я поостыл, и мы принялись обсуждать автомобиль, ведь это куда интереснее; Беллуччи объяснил, как устроен двигатель, мол, он отлично в этом разбирается, умеет водить и не раз уже катался один: любой мальчишка с этим справится – надо только крутить руль и быть осторожнее на поворотах.

Конечно, я не поверил – кто же доверит автомобиль такому юнцу? Так я и сказал, и тогда он предложил доказать мне это на спор.

– Смотри, – сказал он, – водитель сегодня должен зайти в банк по поручению дяди Гасперо, и я останусь в машине один. Ты попробуй улизнуть из школы пораньше и жди у банка; пока водитель будет торчать у кассы, ты залезешь в машину, и я тебя прокачу кружок вокруг площади. Идёт?

– Идёт!

Мы поспорили на десять перьев и красно-синий карандаш.

Сказано – сделано, и за полчаса до конца уроков я уже так извертелся за партой, что Профессор Мускул не выдержал:

– Сидеть смирно! Стоппани, что вы крутитесь как уж на сковородке? Всем молчать!

– У меня болит живот, – ответил я. – Не могу больше…

– Что ж, иди домой… Всё равно уроки скоро кончатся.

Я вышел из школы и, как мы договорились с Чеккино, направился прямиком к банку и стал ждать у порога.

А вот и автомобиль Беллуччи. Водитель вылез, зашёл в банк, а я по сигналу Чеккино забрался в автомобиль и уселся рядом с ним.

– Теперь-то ты увидишь, что я умею её заводить, – сказал он. – Ты пока гуди в клаксон…

Он наклонился:

– Видишь? Чтобы тронуться с места, надо просто нажать вот это…

И он повернул рычаг.

Автомобиль сказал «врум-врум!» и понёсся вперёд.

Сначала я страшно веселился и гудел в клаксон во всю мочь: прохожие так уморительно шарахались в сторону и кричали!