— Я от неведения больше тревожусь.
— Ну, тогда слушай!
Мстислав положил руки на колени и принялся рассказывать: про битву, про гнев Перуна, про советы волхвов и переговоры. Дивляна быстро поняла главное: заключить мир между собой Мстислава и Аскольда заставила общая опасность со стороны идущего с севера войска — ее свояков Одда и Волегостя. Зачем этот мир нужен Аскольду, гадать не приходилось. Но зачем это нужно Мстиславу? Неужели кривичи и русь посягают и на его земли?
Она задала Мстиславу этот вопрос, и он поглядел на нее с любопытством и неким недоверчивым уважением. В своей семье он не привык, чтобы женщины задавали такие вопросы.
— Кто же их разберет? — Он развел руками. — Тебе, матушка, виднее. Твоя же родня.
— Что до меня, то моя родня про племя деревлян и не слыхивала, ты уж прости! — честно ответила Дивляна. — И во сне мой отец и братья не видели, чтобы вас идти воевать! Помилуй Макошь, да зачем?! Куда им ратью в такую даль ходить, на край света, когда и чудь, и русь под боком, что ни год, приходит грабить! В тот год, что я замуж вышла, Иггвальд Кабан приходил, Вал-город разорил начисто, людей в полон увез, моя сестра, воеводша валгородская, чудом спаслась! Вдовой осталась, едва ребенка зыбочного унесла! Куда нам воевать, свою бы землю оборонить! А если удаль заиграет, то рядом чудь — там и полон, и меха, и мед, что угодно. Не будет моя родня с тобой воевать, княже.
— Но с мужем твоим все же воюет. Это как? — Мстислав подался вперед, заглядывая ей в лицо.
— Не знаю. — Дивляна опустила глаза. — Не знаю, что и думать. Не такой человек мой отец, чтобы сам первый свои же обеты нарушал.
— Может, решил, что обижают тебя, захотел вступиться?
— Я не жаловалась.
— Ну, как ни выйдет, а здесь ты в безопасности! — утешил ее Мстислав. — Пусть русь в Киев приходит, тут тебя не достанут. Я тебя как дочь родную беречь буду. Ведь мы теперь родня. И за тебя, и за детей твоих я сам встану, как отец родной. Я твой род знатный, красоту и мудрость уважать умею. В чести и довольстве будешь жить, как в скрыне перстень самоцветный.
Дивляна встретила его взгляд, и хотя в нем вовсе не было неприязни, ей стало слегка не по себе. Во время беременности многие женщины дурнеют, но на внешности Дивляны, если не считать расплывшегося стана, это никак не сказалось — лицо ее оставалось таким же свежим, гладким и ясным, будто у юной девушки. И было видно, что Мстислав не остался равнодушен к ее красоте. Дивляна мельком подумала, что он, пожалуй, впервые видит в своем доме настолько красивую женщину высокого рода. Его собственная жена и старшая невестка внешностью похвалиться не могли, а Ведицу она, Дивляна, превосходила настолько же, насколько Ведица превосходила первых двух. А Мстислав, похоже, из тех, кто с возрастом не утрачивает влечения к женщинам. Скорее даже наоборот…
Стараясь сосредоточиться, Дивляна потерла лоб. Мстислав не посягнет на жену своего союзника… если, конечно, союз с Аскольдом действительно ему нужен.
— Ты и мой муж… Вы вместе будете воевать с русью и кривичами? — спросила она, стараясь скрыть, что угадала смысл его взглядов. Ее будущее напрямую зависело от того, как у этих двоих пойдут дела, но она даже не знала, чего ей следует ожидать и на что надеяться.
— А как же? Войско у меня готово. Вот погляжу, что ты ладно устроена, и на днях выступаем к Киеву.
Услышав это, Дивляна замерла. На чьей стороне Мстислав собирается там воевать? Что ему мешает присоединиться к дружинам руси и с ними вместе покончить со своим вечным врагом? Ах да, его сын Доброгнев — заложник у Аскольда. Но мало ли как там сложится? И доехал ли Доброгнев до Киева?
— Ты не печалься! — Мстислав наклонился к ней, накрыл ее руку своей широкой загрубелой ладонью и доверительно продолжал: — Как ни сложится, а ты киевской княгиней будешь! Ты одна! Больше некому, тебе эту честь сами боги предназначили. Насчет мужа не беспокойся. Что бы с ним там ни случилось, ты без мужа и без стола киевского не останешься. Ты и сын твой его наследуют. Я сам за то стоять буду. А если с Аскольдом что случится, то сам вам буду… за отца.
Он не сказал всего, но Дивляна поняла. Она — киевская княгиня, права на киевский стол передаются с ее рукой, ее сын — законный наследник. Мстислав намекал на то, что сам готов стать ее новым мужем, — или дать ей в мужья кого-то из своего рода, если она потеряет Аскольда. Он обещал ей самую лучшую участь, которая может ждать знатную вдову, — сохранение всех прав и положения при замене мужа. Но Дивляна не хотела думать об этом.
— У меня пока муж есть, — сказала она, не поднимая глаз. — Спасибо тебе за заботу… батюшка. Но я… я надеюсь, что моему сыну его родной отец будет имя нарекать.
Она так и не решилась спросить о самом главном. Что будет, если, допустим, Мстислав и Аскольд вместе одолеют русь и кривичей? Они станут дальше воевать между собой? И что тогда будет с ней и ее детьми? По соглашению, конечно, он должен будет вернуть Аскольду его семью. Но, несмотря на ласку и показное добродушие деревлянского князя, Дивляна видела в его глазах скрытое лукавство и понимала: он будет делать только то, что ему выгодно.
Но это если они одолеют кривичей и русь… ее свояков, а может, и братьев. А если нет? Если победят ее братья, она лишится мужа. Чего ей хотеть, о чем просить богов и чуров? Дивляна ничего не понимала, лишь догадывалась, что еще очень многого не знает, и была в полной растерянности. А тут еще ребенок… Не зная, чего ждать от завтрашнего дня, она отчаянно боялась, что роды начнутся в самый неподходящий час и сделают ее беспомощной как раз тогда, когда нужно будет напрячь все силы для спасения детей… от чего? Она не знала, с какой стороны, от кого ждать гибели, а от кого — помощи. Кто теперь ей враг, а кто — друг? Было похоже на то, что муж, богами данный защитник, оказался врагом, и теперь она не знала, чего ждать от собственных братьев и свояков. Никогда раньше Дивляна не сомневалась в любви к ней родичей — но как тогда объяснить этот поход на земли ее мужа? Сжимая в кулаке «глаз Ильмеря», она могла только молить богов и чуров о том, чтобы не оставили ее и детей.
Когда Мстислав ушел, ему на смену пришла княгиня Чтислава — проведать, как себя чувствует гостья и не надо ли ей чего. Дивляна заверила, что ни в чем не нуждается, но молодая княгиня присела рядом, собираясь поболтать. Дивляна ничего против не имела, была даже рада отвлечься от своих мыслей. Жена Доброгнева производила приятное впечатление, хотя красивой ее нельзя было назвать: курносая, скуластая, с небольшими глазами, которые не украшали почти бесцветные брови и ресницы. К тому же она была лет на десять старше Дивляны и время наложило отпечаток на ее внешность: возле глаз виднелись морщины, нескольких зубов не хватало. Однако же Чтислава была умна и всегда так бодро, приветливо настроена, что ее любили и в семье, и в городе. В речи ее изредка проскальзывали слова, выдававшие иноплеменное происхождение: она говорила «младой» вместо «молодой» или «брега» вместо «берега», и Дивляна вспомнила, что, кажется, ее собеседница была моравской княжной.