Свое появление Елинь Святославна объяснила необходимостью быть при Дивляне, и ее немедленно проводили к молодой княгине — как раз вовремя. Сам князь Мстислав с нетерпением ждал, чем у женщин кончится дело. Для его замыслов было крайне важно, благополучно ли родит Аскольдова княгиня и кого родит — мальчика или девочку. Убедившись, что все благополучно кончилось и все надежды оправдались, он отдал приказ дружине собираться в поход. Несколько дней у него в доме пировали все старейшины и ратники собранного ополчения — и за победу, и за будущую власть над полянами, и за скорые Рожаничные трапезы, самый изобильный праздник года в честь собранного урожая и его матери — земли.
Дивляна, несмотря на все тревоги, чувствовала облегчение и удовлетворение. Обе они справились с самым главным делом: земля произвела на свет урожай, сама она — сына; она и земля помогли друг другу, и все кончилось хорошо. Она быстро поправлялась и уже могла вставать, ребенок был здоров и хорошо ел.
— Как ты его назовешь? — допытывалась Ведица, с умилением разглядывая младенца. Через несколько дней она перестала причитать, исполнив свой сестринский долг, и обратилась к более радостным мыслям, мечтая о том, что через полгода у нее будет и свое такое же сокровище. — Какой хорошенький! Смотри, лобик какой крутой, упрямый — славный витязь вырастет.
— Не знаю, как назову, — помедлив, ответила Дивляна и повела плечом.
Со смертью отца положение ее сына стало таким неопределенным и ненадежным, что даже имени ему дать было нельзя! Нарекать ребенка должен отец или кто-то из мужской родни, тем самым признавая его за члена рода и передавая под покровительство своих чуров. Но кто это сделает для ее сына? Аскольд мертв, и выбрать имя в честь кого-то из его родни — значит объявить его наследником отца. А это само по себе означало начало борьбы за наследственные права — киевский стол, полянскую землю. Дивляна знала, что ее сын имеет право на все это, но у нее не хватало духу начать эту борьбу от имени новорожденного младенца. Не имея никакой поддержки, она могла попросту погубить и его, и себя. В обычных условиях вдова и осиротевшее дитя могли искать помощи у материнского рода и кто-то из ее родни дал бы ему имя. Но сейчас Дивляна не знала, чего ждать от своих отца, братьев и свояков, — ведь это их руки сделали ее сына сиротой. Ей нужно было увидеться с отцом или кем-то из братьев, от них узнать, как все это вышло, и попросить о покровительстве для ребенка. Тогда Домагость или Велем дадут ему имя — или по Аскольдову роду, тем самым обещая ему свою поддержку в борьбе за права, или в честь своих предков. Но тогда он будет признан членом рода Домагостя ладожского и не сможет бороться за киевский стол…
Не зная, как все сложится, Дивляна пока не пыталась подбирать мальчику никаких имен, и для надежности они с воеводшей между собой называли малыша Некшиней [15] — чтобы сбить со следа любую злую ворожбу, пока у него не появится более надежная защита.
Воеводша Елинь сокрушалась по сестричу — без нее Аскольда и похоронить толком некому. Она тогда сделала выбор в пользу Дивляны, зная, что живым нужна больше, чем мертвому, но и тело племянника нехорошо было оставлять без присмотра.
— Волхвы все устроят, — утешала она себя и Дивляну. — Жрицы попричитают, проводят душеньку в Ирий, как положено. А все же худо, что родной крови при нем никого…
— Он сам нас отослал, — сдержанно заметила Дивляна. — Не отдал бы нас сюда, была бы при нем родная кровь.
— Видать, судьба такая, — развела руками воеводша. — Ничего, как приедем, пойдем все три, поплачем на могиле, утешим душеньку его…
Дивляна и Ведица соглашались, хотя никто из них не мог предположить, когда и при каких обстоятельствах они смогут попасть в Киев.
— Как тебя-то, бабушка Елинь, отпустили сюда эти вороги, вот дивно! — сказала Ведица.
— Да уж, дивно… — Воеводша внимательно посмотрела на Дивляну, лежавшую в постели с ребенком на руках. Она еще не покидала бани, и женщины сидели с ней здесь. — Сказал мне русин этот… Сам, почитай, послал меня за тобой, а не то что отпустил…
— Какой русин? — Дивляна подняла глаза. — Ольг? То есть Одд сын Свейна?
— Вроде так его зовут. Не хотела я тебя этим разговором тревожить, да коли дело такое…
— О чем ты?
Воеводша вздохнула.
— Сама не знаю! — призналась она. — Худо я слушала его, Ольга-то. Все мысли мои были, где ты, да жива ли, не до того мне было… А он про любовь что-то толковал. Какая тут любовь, говорю, когда она на мосту стоит и в реку Огненную смотрит! А теперь жалею, дура старая!
— Что это за любовь? — Ведица придвинулась поближе и поерзала от нетерпения. — Кого кто любит?
— Говорил русин, что товарищ его, плесковский князь Волегость, с тобой повстречаться очень хочет, — сказала Елинь Святославна Дивляне и тут же увидела, как та переменилась в лице. — И еще говорил что-то про кольцо золотое, будто бы было оно твое, а теперь у него, Волегостя, и он говорит… Ох, не помню, не хочу соврать! — Она махнула рукой. — Не стану выдумывать. Ты, голубка, уж верно, лучше меня знаешь, что за кольцо да чье оно.
Дивляна не отвечала, глядя перед собой. О каком кольце идет речь, она поняла сразу. О золотом кольце богини Торгерд, которое Одд сын Свейна четыре года назад дал ей в благодарность за помощь, а она вскоре подарила Вольге «в задаточек», как это называют невесты, в подтверждение своего согласия на сватовство. В ту прекрасную купальскую ночь, когда они, как им думалось, стали одним целым, чтобы принадлежать друг другу отныне и навсегда… В самую счастливую ночь ее жизни, ничем не омраченную… Русь Иггвальда Кабана была благополучно побеждена, Вольга вернулся невредим, он любил ее так же сильно, как она любила его, и в будущем они видели себя вместе… Тогда она воображала свою свадьбу с Вольгой, уже видела в мечтах детей, которых родит от него… Дивляна крепче прижала к себе ребенка. Все сложилось не так, свадьба у нее была с другим человеком, и этого мальчика она родила не от Вольги. Но разве от этого сын ей менее дорог?
— И что же… с тем кольцом? — тихо спросила она, не поднимая глаз.
— Не знаю! — Елинь Святославна развела руками. — Что за кольцо-то?
— Это… я ему дала… давно… Тогда еще Аскольд ко мне и не сватался… Белотур после Купалы приехал, дней через десять, а с Вольгой я… мы… я на Купалу ему кольцо дала. Я хотела… мы думали… и мой отец вроде как был не против. Ведь Вольга — сын плесковского князя. Князь Судислав тогда еще был жив, но у него, кроме Вольги, других наследников не было. Я думала… Но Белотур приехал, и мой отец решил… все родичи решили…
— Ты любила его, да? — с волнением спросила Ведица, которую такие рассказы никогда не оставляли равнодушной.
— Да… И он меня любил. Бежать со мной хотел. Только силой брат Велем меня из его рук вырвал. А иначе никогда бы мы с ним не разлучились.