Растянувшись на полу, он стал хватать Дивляну за ступню, но она в испуге подобрала ноги.
— Уберите, — кивнул Одд хирдманам. — Или ты хочешь что-то уточнить, Дивилейн?
Но она лишь покачала головой. Стыдно признаться, но она даже не поняла, что речь шла о ней, пока Ирченей прямо ей это не сказал! Она лишь недоумевала, какую-такую рабыню хотел продать Аскольд и где собирался ее взять? И даже теперь не могла поверить, что муж намеревался… продать ее? Дождаться рождения ребенка — и продать? Без детей…
— Если он сказал правду — а я не знаю, к чему ему наговаривать на покойного, — то для тебя, Дивилейн, большая удача, что твой муж не дожил до того дня, когда родился ваш ребенок, — сказал Одд и поднялся. — Теперь решение остается за тобой. И если ты примешь его еще сегодня, я бы хотел, чтобы ты вышла в гридницу и сама объявила о нем всем знатным людям этой земли.
Незадолго до сумерек, когда на княжий двор стали собираться гости, Дивляна велела женщинам помочь ей одеться. Елинь Святославна заново заплела ей косы и уложила под повой; Снегуля тем временем вынула из ларя и приготовила наряды — вышитые греческие верхницы из тонкой разноцветной шерсти, отделанные полосками блестящего шелка, завески, поневы, каждая из которых была предназначена для ношения по определенным случаям в течение года, шелковые убрусы. Дивляна просила совета у воеводши, как ей одеться, — вдове на таком сроке, когда у иных еще не заживают царапины на лице, сделанные при погребении мужа, и в то же время опять уже почти невесты! Слишком нарядное платье будет неуместно, но вдовьих одежд у нее не было — когда бы она успела их приготовить? Да и не хотелось Дивляне сейчас выглядеть горькой вдовой. Она — хозяйка этой земли, воплощенное право на власть и благословение богов! И если она нуждается в защите нового мужа, то и новый муж нуждается в ней.
Когда она вошла, гости, сидевшие за столами в длинной гриднице, смолкли и поднялись с мест. Дивляна, с надетым внакидку простым белым убрусом и в «печальной» поневе, несла Некшиню, за ней Елинь Святославна вела Предславу, тоже тщательно одетую. Чувствуя на себе многие десятки испытующих, пристальных взглядов, Дивляна гордо подняла голову и величаво двинулась вперед, туда, где за коротким почетным столом сидели Одд, Вольга, полотеский юный княжич Беривид, воеводы Рощень и Провор, Избыгнев, Живибор, Угор, Братилюб и другие нарочитые мужи, волхвы Могут, Обрад и Судимер. Много разных людей здесь собралось — варягов, полян, плесковских и полотеских кривичей, торговых гостей из разных мест, не исключая и Ирченея Кривого, который ради пира достал-таки из тайника не такой замызганный кафтан. Редко где удается увидеть столь пестрое собрание. Но Одд сразу бросался в глаза — благодаря ярко-синей богато отделанной рубахе, поясу и перевязи с блестящими серебряными бляшками, золотой гривне на груди, а главное — уверенному и гордому виду, из-за чего его светло-золотистая голова казалась истинным солнцем этой палаты.
И все знатнейшие мужи вслед за прочими поднялись с мест, когда взгляд Дивляны упал на них. Одд первым поклонился ей — величаво, с достоинством и любезностью, и все поклонились следом. Все уже знали о том, как княгиня чуть не погибла на кручах Коростеня, и смотрели на нее в точности как на солнце, вырванное из пасти Ящера.
Но не только в этом было дело. Они ждали, что им скажет она, та, с которой они привыкли связывать свое благополучие. Пока они лишь мирились с властью Одда, за которым оставалось право сильного. Но признай его власть она — и они примут его в сердце как своего законного князя. Их мир обретет прежнее равновесие, и они снова начнут жить, с готовностью принимая все то хорошее, что им обещал новый повелитель. Слишком дорого обошлись перемены и тревоги последнего года, иные потеряли родных, но нельзя же вечно причитать на жальнике — нужно налаживать жизнь. И этот долгожданный лад должна была вернуть им она, княгиня Дивомила.
Одд указал ей на оставленное место по левую руку от себя: Дивляна заранее присылала предупредить, что выйдет на пир. Она села, и теперь Одд оказался между нею и Вольгой.
Не в пример прежнему князю, Одд охотно провозглашал кубки в честь богов и предков. Дивляна почти ничего не ела, лишь по привычке беспокойным взглядом хозяйки окидывала стол, накрытый усилиями челяди. Да, без пригляда княгини не слишком-то хорошо справились! Рыба из Днепра, дичь из ближнего бора, говядина, хлеб да капуста кислая, пиво да квас — вот и все угощение. Она еще недостаточно окрепла, чтобы заниматься хозяйством или хотя бы выдержать долгое сидение среди шума, и потому Одд довольно скоро вновь вернул к ней внимание собравшихся.
— Мы все рады, что ты почтила наш пир своим присутствием, Дивилейн, — сказал он. — Но, возможно, ты хочешь что-то сказать мне и всем этим почтенным людям?
— Да, — согласилась Дивляна и встала.
Гости кинулись унимать друг друга. Одд вчера уже говорил с киевлянами и заручился их согласием на свое предложение, поэтому все знали суть происходящего и с нетерпением ждали решения Аскольдовой вдовы.
— Всем вам известно, мужи полянские, что я потеряла супруга, — начала княгиня. — Князь Аскольд не дожил до появления на свет своего сына и даже не сумел дать ему имени. Но я не могу сама обеспечить детям защиту и положение, достойное их рода. Поэтому вы не поставите мне в упрек, если я изберу себе нового мужа.
Она смотрела перед собой, скользила глазами по лицам собравшихся, которые ловили каждое ее слово. Вольга сидел сбоку от нее, но она почувствовала, как он впился в нее напряженным взглядом. Однако Дивляна не могла видеть, что в этом взгляде вспыхнула безумная надежда. Обиженный и раздосадованный, Вольга за эти дни почти убедил себя в том, что его юношеская любовь была глупостью, от которой уже ничего не осталось, что теперь он, слава чурам, образумился и прекрасно обойдется без Дивляны, — но сейчас у него на миг мелькнула мысль, что она все же готова вернуться к нему, и принесла такую же безумную и для него самого неожиданно сильную радость.
— Одд Хельги, князь Ольг, дал согласие признать моих детей своими наследниками и растить как своих, если я сделаюсь его женой. — Дивляна повернула голову и посмотрела на Одда, который при этих ее словах весомо кивнул.
Взгляд Вольги жег ее, но на него она старалась не смотреть. От волнения и слабости ее слегка шатало, и ей пришлось вцепиться в край стола, покрытого тяжелой расшитой скатертью, чтобы не упасть.
— Мой долг перед детьми — сделать так, чтобы они не лишились рода и всех его прав. И если вы, мужи полянские, хотите видеть меня и дальше своей княгиней, а моих детей — своими будущими князьями, если вы согласны на этих условиях признать власть над собою Одда Хельги, то я тоже на это согласна.
— Благо тебе, княгиня, что мир и благополучие нам снова даруешь! — Избыгнев встал и низко поклонился ей, выражая общее мнение старейшин. — Будь и дальше нашей матерью, а мы тебе и детям твоим…
Одд уже потянулся к золоченой чаше на столе, чтобы предложить ее Дивляне и обменяться с ней обетами, как вдруг Вольга вскочил со своего места и грохнул кулаком по столу.