— Ты что же это творишь? — в ярости крикнул он Одду. Ему одному не сказали, о чем Одд сговорился с полянскими старейшинами. — Морда ты варяжская бесстыжая! Забыл уговор? Перед дружинами клялся — мне Аскольдову вдову! Я за ней шел, а ты теперь ее себе забрать хочешь?
— Я не мешал тебе говорить с ней. — Сохраняя невозмутимость, Одд повернулся к Вольге, заслоняя собой Дивляну. Она в изнеможении уже обеими руками оперлась о стол и наклонила вновь заболевшую голову, пряча лицо за свесившимися краями убруса. — Я не стал бы мешать, если бы она хотела стать твоей женой. Но она предпочитает защитить права своих детей здесь, на их родине. И любой умный человек скажет, что она права. Я не откажусь от своих слов. Спроси ее еще раз, перед всеми этими людьми, хочет ли она быть твоей женой? Если княгиня скажет «да» — она твоя.
И он посторонился, чтобы Вольга мог видеть Дивляну, даже указал рукой: говори!
— Дивляна… — Сжав зубы, Вольга перевел дух и все же попытался найти слова. В его прежней обиде еще таилось немало надежды на то, что Дивляна придет в себя и все-таки станет прежней, но теперь он видел, что она действительно готова бесповоротно порвать с ним и снова уйти к другому. — Опомнись! Не я, а он убил твоего мужа! Не я, а он сделал твоих детей сиротами! Ты откажешь мне, а ему скажешь «да»?
— Он может дать моим детям то, на что они имеют право… по праву своего рода и рождения… — с трудом подняв голову и едва глянув на него, тихо сказала Дивляна, но каждое ее слово было отчетливо слышно, поскольку в гриднице стояла тишина. — Если я пойду с тобой, они потеряют все.
— Но как же твоя сестра? Яромила? Он с ней обручен! У них сын старше твоей дочери! Ты у сестры родной мужа отбить хочешь? Сильно же ты переменилась!
— Но она не может приехать сюда! — в отчаянии воскликнула Дивляна и заломила руки. Только одна эта мысль — о сестре — мешала ей принять решение. — Ты помнишь, из-за чего меня стали за Аскольда сватать? Ведь сперва родители уговорились Белотуру ее отдать! Да не отпустили ладожане! А что изменилось? И теперь не отпустят! По-прежнему она — старшая дочь старшего рода, и пусть она уже не Дева Альдога, но от нее род следующих дев пойдет. Она не может оттуда уехать! А меня отпустили. Мне теперь там места нет!
— И к тому же тот, кто из рода одну девку взял, и других может брать, — вставил Угор. — Где одна сестра, там и вторая. По древнему покону так.
И все закивали: по самым древним родовым обычаям сестра жены для мужчины — почти та же жена, и тот, кто уже взял одну женщину из рода, имеет преимущественное право на всех ее сестер. Вольга тоже знал об этом и стиснул зубы: сейчас он горько пожалел, что не женился-таки на Велеське, что уравняло бы его в правах с Оддом.
— Я обручен со старшей сестрой из трех, — мягко напомнил Одд, будто прочитав эту его мысль. — А ты был обручен с младшей. Мои права все равно больше твоих.
— А ты заранее знал? — Вольга бросил на него взгляд, в котором горькая насмешка смешалась с ненавистью. — Вещун! — язвительно воскликнул он. — Не зря ты мне ту вдову изборскую сватал, дочь Всесвята полотеского, — знал, нацелился уже на мою лебедь белую!
— Нет! — Одд мотнул головой. — Это обвинение несправедливо. Я не знал, что она откажет тебе в своей руке. Но раз уж она отказала…
— А кто ее спрашивает? — яростно кричал Вольга, который лучше умер бы, чем уступил. — Она — наша добыча! А насчет добычи у нас с тобой был уговор: Аскольдову вдову мне! Ты не говорил, что на это нужно ее согласие! Разве я не прав? — Он взглянул в сторону лавок, где сидели его ратники из Плескова и хирдманы Одда. — Дружина? Неужто забыли?
— Он прав, конунг, — первым встал Торгрим хёвдинг. — У вас был такой уговор. Вдову Аскольда — ему. И про ее согласие не было сказано ни слова.
— Это правда. Правда! Был уговор! — загомонили сначала халогаландцы, а потом и плесковичи, разобрав, о чем речь.
— Да, это так. — Одд наклонил голову. — Я не могу идти против воли дружины и гневить богов отказом от слова. Я хотел устроить это дело к удовольствию и пользе всех нас, но если ты будешь вопреки всеобщему желанию настаивать, то получишь свою долю добычи. Может быть, ты позволишь мне выкупить ее? Я дам тебе любое число молодых пленниц или серебра… даже столько, сколько она весит.
— Нет, — мрачно отрезал Вольга. — Я шел сюда за ней, и я ее заберу.
— Но имей в виду: если ты ее заберешь, она и ее дети утратят все права, — предупредил Одд. Не менее, чем он сам хотел приобрести все блага, соединенные с рукой Дивляны, Одд желал помешать тому, чтобы их получил кто-то другой. А если ее возьмет Вольга, такая опасность возникнет. Заключая уговор, он еще не знал, как много здесь значит жена Аскольда. — Это соответствует условиям: ты получаешь только женщину, но более ничего из наследства ее мужа.
— Мне не нужно больше ничего! Пусть Аскольд себе в зад засунет свои права! Я хочу, чтобы эта женщина была передана мне. Иначе я буду считать твое слово нарушенным, а наш договор расторгнутым.
Всем было ясно, что стоит за этим умолчанием. Плесковское войско, приведенное Вольгой, заметно превышало дружину самого Одда. И даже если бы на сторону последнего встали киевляне… Захотят ли они с оружием в руках сражаться за Огнедеву среди своих домов? Резня и пожар на киевских горах живо встали у каждого перед глазами.
— Смерти ты моей желаешь… — почти простонала Дивляна и закрыла лицо руками. Все ее надежды снова наладить жизнь и спасти наследство детей рушились. — Змей Летучий ты, а не человек!
— Я не желаю твоей смерти. Я не желаю, чтобы ты стала женой другого, когда была обещана мне. И этого не будет. Мой отец уступил вам однажды — я не уступлю.
— У твоего отца за спиной все же оставался еще один мужчина его рода, — намекнул Одд.
— Мне нечего терять. — Вольга жестко усмехнулся. — Та колдунья коростеньская, пожри ее Ящер, сказала, что мой род — это Дивляна. Или у меня будут сыновья от нее — или не будет вовсе. И если я не получу ее, то умру я сейчас или двадцать лет спустя — какая разница?
— Извини, Дивилейн. — Одд с явным сожалением развел руками. — Я не могу отступить от слова, данного перед дружиной.
Дивляна давно уже села — ее не держали ноги; теперь она опустила голову на руки, обессилев окончательно. Напрягая все силы, она карабкалась из бездны, чуть ли не в зубах волоча детей, как раненая волчица своих щенков, но сил не хватило. То давнее своеволие снова, уже не впервые, разрушило ее жизнь.
— Ты получишь свою добычу, — еще раз заверил Одд Вольгу. — Но не кажется ли тебе, что сейчас гораздо лучше будет поручить королеву заботам женщин?
От напряжения у Дивляны снова беспощадно разболелась голова, и Елинь Святославна едва успокоила ее с помощью сон-травы. Назавтра, проснувшись и не желая вставать, Дивляна смотрела в знакомую кровлю и думала. Даже в кощунах она не слышала о столь превратной судьбе. Когда-то она саму жизнь свою видела только с Вольгой, ради него она бежала из дома, готова была навсегда порвать с родными, бросилась с пестом на родного брата… Думала, умрет, если ее разлучат с Вольгой. И вот прошло четыре года, и теперь ее силой выдают Вольге, а она ничего так не желает, как избавиться от него! Проститься и никогда больше не видеть! Чтобы он уехал в свой Плесков и там был бы счастлив с какой-нибудь другой, а ее оставил, дал возможность стать женой Одда, сохранить положение для себя и, главное, для детей! То, чего она хотела больше всего на свете, судьба силой отняла, с кровью оторвала от сердца, а ныне так же насильно впихивает в руки это «счастье», больше не имеющее для Дивляны никакой цены! Совсем наоборот.