– Так он романтик? – улыбнулась доктор Уоррен.
– Таким его мама родила. Своим признанием он хотел сделать мне комплимент. А тогда он твердо решил меня недолюбливать и ушел спать в машину. Надеялся, что я не замечу… Я и не заметила, к сожалению, и потом несколько недель мучилась странной неловкостью, будто сделала что-то дурное.
На столе запищал таймер. Доктор Уоррен снова улыбнулась.
– Было очень интересно, Слоун. Надеюсь, завтра я услышу еще.
Я кивнула, прилично себя чувствуя впервые за много недель. Разговор действительно помог, будто я побыла рядом с прежним Джеймсом, которого мне отчаянно не хватало. Это покажется наивным, но на секунду я поверила, что все наладится и доктор Уоррен действительно поможет.
– Подожди, – она подала мне бумажный стаканчик с желтой таблеткой. – Прими лекарство, Слоун.
– Но…
– Чтобы закрепить ощущения, – улыбнулась она. Мне уже не хотелось возвращаться к привычной подавленности и унынию, поэтому я проглотила таблетку и вышла.
В коридоре меня вдруг накрыла волна дурноты. Я схватилась за холодную кафельную стену, чтобы не упасть. Меня пронзило страхом. Боже, что это за таблетка? Я тронула лоб, пытаясь вспомнить сессию у психотерапевта, но словно провалилась куда-то. Меня шатнуло вбок.
Чья-то рука поддержала меня под локоть.
– Позвольте проводить вас в палату, мисс Барстоу.
Подняв голову, я увидела темноволосого хендлера со зловещей улыбкой на губах. Я вырвала руку.
– Оставьте меня в покое!
– Хватит, хватит, – сказал он, поддразнивая. – Не надо упрямиться. Не хочу снова тебя привязывать.
Я не позволю себя запугать. Программа меня не получит. Размахнувшись, я врезала ему кулаком в челюсть. Выругавшись, он тут же завернул мне руку за спину и прижал к стене. Почувствовав легкий укол – опять седатив, я засмеялась.
– Мне все равно, сколько лекарств вы со своими докторами в меня вольете, – сказала я. – Вам не забрать моих воспоминаний.
Хендлер навис надо мной, обдавая ухо горячим дыханием.
– Дура, – прошептал он. – Мы их уже забрали.
На этом я отключилась.
Уже третий день я занимаю кресло у окна. Небо затянуто облаками, и я рада. Горькой радостью, вроде «если мне плохо, пусть и другим будет не лучше». Мысли то и дело возвращались к Джеймсу, но я спохватывалась и напоминала себе, что он меня уже не знает.
– Шутка типа не бей лежачего не прокатит?
Я не повернула голову, продолжая глядеть в окно. Пусть думает, что я впала в кататонию.
– Ты всегда такая злая? – не отставал парень.
– Да, – машинально ответила я, желая, чтобы он ушел. Чтобы они все отстали.
– Прелестно. Но я все равно кое-что тебе принес и приглашаю на вечернюю партию в карты. Свои рога и вилы не бери. – Он положил передо мной большую хлебную палочку. Я смотрела на нее, не поднимая взгляда на парня. – На очень эксклюзивную партию в карты, – добавил он.
В его голосе слышалась улыбка. Я взяла хлебную палочку, оглядела со всех сторон и откусила. Ничего не сказав, я вернулась к созерцанию потемневшего неба. Надеюсь, скоро пойдет дождь.
– Спасибо – пожалуйста, – обескураженно произнес парень. – Может, увидимся.
Я подождала, пока он отойдет, и обернулась. Он сидел на диване с рыжей девчонкой и заливисто хохотал, будто мы не в Программе вовсе, а на вечеринке у одноклассника в цокольном этаже.
Хлебная палочка оказалась очень сухой, я боялась подавиться. В этот момент парень поглядел на меня через плечо. В его темных глазах была тревога. Я отвернулась.
– Когда вы с Джеймсом начали встречаться? – спросила доктор Уоррен. Я разглядывала ее, отмечая, как от таблетки начинает расплываться в глазах. Сегодня она собрала волосы в пучок; макияж и брючный костюм прекрасно сочетались. Она совершенство. И при этом фальшивка.
Я в Программе уже почти неделю. Принимаю таблетки, когда их предлагают, предпочитая спать, а не жить настоящей жизнью. Хотя я не доверяю доктору Уоррен – ни грамма, – но я беру таблетку со стола, когда вхожу. Во время психотерапии прошлое становится четче, будто таблетка помогает сфокусировать внутреннее зрение. А когда думаю о Джеймсе, я уже не одинока.
– Мне не хочется сегодня говорить, – сказала я, желая оставить свои мысли при себе.
Она вздохнула.
– Это можно понять. Но мне просто любопытно узнать о вас двоих. Ведь именно Джеймс настоящая причина твоего гнева.
– Вовсе нет, – живо ответила я. – Он единственный, кто мне не безразличен, остальное неважно.
– Но ты злишься.
– Потому что вы его забрали. Вы его изменили.
– Не я, Джеймс был в другом корпусе. Но у меня была возможность просмотреть его историю болезни. – Она понизила голос: – Там есть запись, что Джеймс пытался покончить с собой уже в Программе. Ты предпочла бы видеть его мертвым?
Ее слова резанули меня как ножом, я схватилась за сердце. Джеймс пытался себя убить? При одной мысли об этом из глаз покатились слезы.
– Нет, – прошептала я. – Этого я не хочу.
– Хорошо, Слоун, – похвалила врач, будто за правильный ответ. – Именно так и надо реагировать, когда кто-то хочет совершить самоубийство. Расскажи мне о Джеймсе. Вот увидишь, от этого тебе станет легче.
Всхлипнув, я закрыла рукой лицо, вспоминая, какими мы с Джеймсом были раньше.
– Я старалась его избегать, – начала я, расслабляясь. – Когда он приходил к Брэйди, я выходила из комнаты или делала вид, что не замечаю его. Несколько раз Джеймс спрашивал, все ли со мной в порядке, но я не могла смотреть ему в глаза после того, что случилось в палатке. Брэйди сказал, что я веду себя странно. – Тихо засмеявшись, я опустила локоть, вспомнив, какое лицо при этом сделал брат. – Через несколько недель Джеймс начал раздражаться и даже дал Брэйди пять баксов, чтобы тот вызвал меня в кухню. Я думала, он надо мной издевается, но когда, рассердившись, ушла в свою комнату, все изменилось.
– Каким образом? – спросила доктор Уоррен.
– Джеймс пошел за мной наверх, сказав Брэйди, что идет извиняться. Когда он постучал, я сперва не хотела его пускать, но он сказал волшебное слово «пожалуйста», – улыбнулась я, вспоминая его голос и мягкие, страстные слова, нашедшие путь к моему сердцу. Даже тогда я не могла ему противиться.
Я подождала, прежде чем рассказать доктору Уоррен остальное. Лекарство разливалось по жилам, наполняя меня спокойствием. Мне хотелось все рассказать, но сперва я решила воскресить тот момент для себя, ища уединения в Программе.
Открыв дверь, я увидела, что Джеймс прислонился к косяку с самым несчастным видом.