– Милостивые государи, – начал Гаврила Михайлович, вороша кочергой угли в камине, – прошу прощения, что вынужден вас просить о таком экстренном собрании, но, увы, время не терпит. Все вы люди почтенные. Посему я предпочел доверительную беседу на вашей территории унизительному допросу в управлении. Теперь еще несколько слов о причине такой спешки, – продолжал сыщик. Гомон присутствующих подтвердил его догадки. – Так вот, господа. Не мне вам объяснять, что эта скандальная история может привести к очень серьезным последствиям. Пострадал английский дворянин, всемирно известный ученый и писатель, похищена историческая ценность, могущая иметь важное значение для науки. Мы обязаны найти преступника. Более того, мы склонны считать, что к убийству Стрыльникова неизвестный негодяй также вполне может быть причастен. Засим, господа, я прошу вас подробно рассказать все, что произошло вчера, ничего не утаивая. Полностью воссоздать картину происшедшего. Я уверен, что с вашей помощью нам удастся арестовать негодяя. Я делаю ставку на то, что преступник совершил кражу в присутствии сорока трех человек, а восемьдесят шесть глаз – это куда больше, чем два или четыре. Значит, должны мы зацепиться за его привычки, повадки. – Он замолк, набивая короткую трубку, видимо, готовясь слушать.
Вперед выступил князь Чернобородский. Он оглядел залу, еще раз отметил отсутствие «Золотого витязя», чему-то мягко улыбнулся и начал. Речь его была по-военному кратка и немногословна. Буквально несколькими фразами он очень ясно и четко изложил суть дела, не упустив ни одной важной детали и не отвлекаясь на лишнее. Да, был приказчик с перемотанным лицом. Видели его многие, но кто он и к кому пришел – неясно. В реестре присутствующих он не отметился и в самом деле исчез сразу после паники с британцами. Очевидно, вместе с «Золотым витязем».
После этого Торопков бегло проглядел стенографические записи, что вел один из молчаливых мужчин, и поклонился присутствующим.
– Господа, не смею более вас задерживать. Картина преступления мне ясна. Посему еще раз прошу покорно меня простить за то, что отнял у вас столько времени, и объявляю наше дознание оконченным. Оставляю за собой право, однако, просить любого из вас о встрече, если в том возникнет необходимость. Сейчас я прошу вас, кроме господ Погорельцева и Смородинова, покинуть помещение музея, чтобы мы могли произвести детальный его осмотр. Честь имею.
Присутствующие и сами были рады окончанию этой не слишком приятной встречи, поэтому быстро засобирались и поспешили ретироваться под печальными взглядами директора и Смородинова. Не торопился уходить лишь Родин. Вместо того чтобы направиться к выходу, он достал свою трубку, набил ее табаком и сел в кресло-качалку, принадлежавшее одному из прежних губернаторов.
– Георгий Иванович, а вы что же, тоже остаетесь? – уже в дверях спросил покидавший музей последним Чернобородский.
– Антон Григорьевич, я бы хотел задать господину Родину еще несколько вопросов, – ответил Торопков.
– В таком случае, господа, разрешите откланяться, – князь едва кивнул сыщику, а затем, обращаясь к Родину, совсем другим тоном, тепло и по-отечески сказал: – Всего доброго, дорогой Георгий Иванович.
– Да, а князь-то, хоть и надменен, как павлин, а вас-то вон как жалует… Так ведь и как вас не жаловать, если даже сам великий князь… – заметил сыщик, когда за Чернобородским закрылась дверь. – Господин Родин, я в очередной раз возлагаю на ваши консультации самые огромные надежды.
Родин нетерпеливо отмахнулся, так ему хотелось уже пообщаться с профессором насчет «Золотого витязя».
– Расскажите мне о похищенной статуэтке, – начал Торопков, – представляла ли она какую-либо ценность?
– Только для коллекционеров, – ответил Смородинов, яростно почесывая лысину. – Это очень грубая копия известного римского скульптора Ования. Позолота, которой покрыта статуэтка, уже вся облупилась. Мы с Ваней Гусевым нашли ее на раскопках под Судаком и, конечно, соотнесли с текстом из легенд про Ахмет‑бея. «Лишь витязь из золота поможет найти ключ к сокровищам шайтана…» Но это только версия, версия! Не знаю, насколько правдива эта байка о том, что в шестнадцатом веке казаки взяли с боем фигурку у турок. Но даже если и так, что толку?
– Зачем же ее выкрали? – спросил Родин.
– Не могу знать! Вот известный охотник за сокровищами Григорий Вощинский, насколько мне известно, ворует произведения искусства, либо какие-то архиценные артефакты, как, например, шпаги принца Филиппа, или древние памятники вроде знаменитого щита хеттского воина, либо… В общем, не могу понять, чем вору так приглянулась эта фигурка. Она нам, мне очень дорога, да. Я и в самом деле считаю, что она может стать частью разгадки тайны сокровищ Ахмет‑бея. Карта Черных скал зашифрована, сам «Золотой витязь» вообще ничего не значит… Должно быть что-то еще… Хотя все мы понимаем, что это лишь версия… Но чем она приглянулась негодяю… к чему он столкнул лорда… разве лишь для того, чтобы нас унизить…
– Что ж, очень жаль, очень жаль. Ключ к логике преступника нам пока подобрать не удалось, – заключил Торопков, – однако, возможно, что мы еще не подумали во всех возможных направлениях. Нам противостоит преступник дерзкий, талантливый, нестандартно мыслящий. Подумайте, господа, быть может, ежели вы попробуете рассуждать менее академически, отгадка сама к вам придет. Меня вы всегда можете найти в губернском управлении – буду рад послушать ваши соображения.
* * *
– Ваше высокоблагородие! – гаркнула из двери голова урядника, так и не показав остальных частей тела. – Тут доставили управляющего стрыльниковского, господина Франца Иосифовича Турнезена, как вы изволили распорядиться. Прикажете пустить?
– Пускай, – махнул рукой Торопков и оправил китель. – Видали, Георгий Иванович, немец у Стрыльникова в управляющих-то ходил… Знал Никанор, кого управляющим ставить.
Вошел Турнезен, учтиво поклонился и сел на предложенный стул.
– Здравствуйте, уважаемый Франц Иосифович, – деловито начал сыщик. – Разумеется, вы понимаете, почему мы вас вызвали в столь поздний час…
Немец слегка кивнул со вздохом, а Торопков между тем продолжал:
– Вы не возражаете, если наша беседа будет стенографироваться? – спросил он и позвонил в колокольчик.
– Закон есть закон, – ответил Турнезен.
Когда секретарь сел за стол и склонился с пером над протоколом, сыщик начал беседу максимально мягко, без традиционных «фамилия – звание – вероисповедание». Очень скоро прямой, как шпицрутен, немец немного оттаял.
– Убийство вашего хозяина, не буду от вас скрывать, – дело весьма запутанное. Ведь он, что там греха таить, был далеко не святым и многим мешал…
Немец снова вздохнул и покачал головой, и тут Торопков в своей обычной манере без всякого перехода задал прямой ворос:
– Вот лично вы кого-нибудь подозреваете?
Турнезен побледнел и даже вскинул вверх руки, будто отгоняя от себя пытливый взгляд сыщика, а затем ответил с легким немецким акцентом, особенно явным на звуке «р»: