Стен представляет:

Представляет и – бросается бежать. Опрометью. Прочь от своей судьбы.

Глава тридцать первая

Той ночью, под сиянием луны, льющимся через окно автоприцепа, Стен спит, а рука его свисает в воду, в садок с золотыми рыбками. Он ощущает касания плавничков и хвостиков. Но снятся ему страшные челюсти и острые зубы. И танец под странную, точно водой размытую мелодию. А Ниташа в своём закутке никак не может уснуть. Ей кажется, что она вообще никогда больше не сможет спать. Она смотрит на луну, слушает бравурную карусельную музыку и чувствует, будто наконец очнулась от сна, который длился целую вечность. Достоевски похрапывает, то и дело ворочаясь на узкой койке. Ему снится Сибирь, завыванье метели, лёд, сковавший твёрдую как сталь землю. Ему снится стройная женщина – она танцует на замёрзшем озере, а вокруг искрится и мерцает морозный воздух. И дочка Ниташа ему тоже снится. Она тоже там – в мире льда и мороза, таком холодном, что девочка превратилась в льдышку. Но вдали, на горизонте, уже брезжит рассвет. И это надежда! Надежда на солнце, на тепло, на то, что его Ниташа наконец оттает и начнёт жить снова.

Послушай, читатель, давай-ка на время оставим эту троицу, пусть коротают ночь в своём автоприцепе. Давай посмотрим наш собственный сон. Выберемся через крышу прицепа и взлетим над этим странным пустырём, забитым балаганами и киосками, аттракционами и едальнями, магией и чародейством, огнями и музыкой, отбивными и печёной картошкой, скорпионами и рыбами… и шатрами, шатрами, шатрами… Давай поднимемся в столбе лунного света, так чтобы ярмарочные огни стали крошечными светлячками, а «Музыкальный экспресс» – далёкой кометой. Давай поднимемся ещё выше, чтобы весь город, в который приехала ярмарка, уменьшился, превратился в точку, чтобы мы увидели блестящую тёмную необъятность моря, зубцы скал и зазубренные вершины гор. Давай поднимемся к самой луне и звёздам, к удивительной и ужасной громаде вселенной. А теперь давай взглянем вниз, словно мы и есть луна, и проверим, видны ли отсюда другие фрагменты нашего сюжета.

Смотри. Между горами и морем вьётся дорога, та самая, по которой Стен, Достоевски и Ниташа добрались на новое место из родного городка Стенли Эрунда. Давай-ка вернёмся по ней назад. Вот и сам городок, и набережная возле брошенной, разорённой верфи. Давай – благо сейчас ночь – подберёмся поближе. Как это сделать? – спросите вы. Да это же совсем легко! Сложим несколько слов в несколько предложений, добавим чуток фантазии – и готово. Вообще-то слова и фантазия могут завести людей куда угодно. Можно запросто бросить эту историю, найти другую совсем в другой части света, подхватить её и рассказать. Но, пожалуй, не стоит. Другую – когда-нибудь в другой раз. А сейчас соберём нашу историю воедино, восстановим из мелких фрагментов целое.

Ага! Смотри! Кто это бредёт по переулку вниз к набережной? Видишь этих двоих? С мешками на спинах? Давай подлетим поближе. В лунном свете понятно, что это женщина и мужчина. Анни и Эрни! Ты удивлён? Но ты помнишь, что их выселили? Они теперь бездомные… И никакого имущества они с собой не унесли, разве что немного одежды.

А теперь заглянем им в глаза. И что мы там видим? Печаль? Да, печаль, но и решимость! Они твёрдо решили найти своего потерянного племянника и снова стать единой семьёй. Возможно, до них дошёл слух про мальчика, что работает на ярмарке в соседнем городке, на аттракционе «Утиная охота». Возможно, они… Но нет, нам неведомо, что они знают и думают. Нам не проникнуть в их мысли – никакие слова и фантазия не помогут. Или помогут? Погоди-ка! Может, это и не понадобится? Давай просто прислушаемся к их беседе.

– Мы найдём нашего Стена, – говорит Анни.

– Непременно найдём! – отзывается Эрни.

И муж с женой бредут дальше – сквозь ночь, которая постепенно бледнеет. Скоро рассвет.

Что ж, значит, всё хорошо. Они идут в нужном направлении. Надеюсь, совсем скоро они окажутся там, где им и надлежит быть: в самой сердцевине сюжета.

Шагай, Анни. Шагай, Эрни. Мы ждём вас на ярмарке. И мальчик вас ждёт не дождётся!

Ага! Смотри-ка, читатель! Завидев на дороге первые утренние машины, тётя и дядя Стена принимаются голосовать. Они хотят добраться до племянника автостопом! Будем надеяться, что какой-нибудь добрый водитель сжалится и домчит их до соседнего городка.

Но что это грохочет на дороге в предрассветной мгле? О, да это же ДУРЕН-фургон! И за рулём не кто иной, как Кларенс П. Клапп собственной персоной! А это кто такие? Неужели наши знакомцы Дуг, Альф, Фред и Тед? Да, именно! И выражения их лиц весьма суровы и решительны. Двигатель ДУРЕН-фургона ревёт и воет во всю дурь. Колёса скрежещут и стучат. Узнаёт ли Кларенс П. стоящих на обочине автостопщиков? Допускаю, что да. Он жмёт на тормоза. Фургон замедляется, и автостопщикам кажется, что он вот-вот остановится и возьмёт их на борт. Но нет, он только дразнит этих несчастных. И едва они узнают фургон, надежда на их лицах сменяется отчаянием. Нет, эту машину они ловить не хотят. Они отводят взгляды. А Кларенс П. Клапп опускает окошко и, вместе с Дугом, Альфом, Фредом и Тедом, обрушивает на путешественников целый поток ругательств. Под дикий гогот ДУРЕН-фургон скрывается из виду. Он мчится к Стену, мчится, чтобы снова попасть в наш сюжет.

Глава тридцать вторая

Стен проснулся. Размытые водой сны остались позади. Сквозь окно автоприцепа льётся солнечный свет. А заодно и сердитые голоса: снаружи спорят Достоевски и Пирелли. Стен выскальзывает из кровати и замирает у двери.

– Вы не имеете права! Где это видано? Просто прийти и забрать мальчика? – говорит Достоевски.

– Это его судьба, сэр! – отвечает Пирелли.

– Судьба! У него тут отличная жизнь, отличный дом, отличная работа!

– Отличная работа? С пластмассовыми утками? С мальками?..

– Это не мальки! Если хотите знать, у меня в садке есть даже золотые исполинки!

– Исполинки? Размером с ноготь! Единственная серьёзная рыба – это пиранья! Все остальные рядом с ней – тьфу! Мальки!

– Ах, пираньи! Думаете, я отдам парнишку на съедение этим монстрам?

– Меня же они не съели! За столько лет!

– Вы – другое дело, вы – Панчо Пирелли!

– А он – Стенли Эрунд! У него есть чутьё. Нюх и магия! Он умеет обращаться с рыбами, я уверен. Он станет моим учеником, я его всему обучу. Отвезу его на родину всех пираний – на Амазонку, на Ориноко, на могучие реки Южной Америки. Там, в этих дальних краях, он научится плавать с пираньями, думать как пираньи, он почувствует себя пираньей. А потом…

– Что потом?

– А потом, мистер Достоевски, он проснётся знаменитым. Он прославится! Как Панчо Пирелли! Так было со всеми великими артистами, начинавшими на ярмарках. Так было с самим Гарри Гудини. Стенли Эрунд! Мальчик-легенда! Укротитель пираний! – Тут Пирелли чуть понижает голос. – Послушайте, сэр, вы и сами наверняка почувствовали, что в этом мальчишке есть что-то необыкновенное, верно?