В общем, его, Толика Чепалова, контактера без году неделя, отправили на Флабрис в гордом одиночестве. В сочетании с формулировкой: «Пока больше некого». Но тут и ему, похоже, были рады: работы – непочатый край.
Ну, Толик и взялся за дело, со всем простодушным рвением неофита (Флабрис был его вторым проектом). И за два месяца кое в чем преуспел.
* * *
Городок стоял посреди бескрайней степи. Да и вообще производил он странное впечатление – ни дороги к нему не вели, ни полей возделанных в округе не было. Степь, ковыли, табуны полосатых скакунов и псевдосайгаков, норы сусликов каких-то местных. И вдруг – бац! Городок. Как на Диком Западе, прямо. Два десятка домишек, храм, кузница, салун. Мельница чуть на отшибе. И огороды, огороды…
Пожалуй, салун сильнее остального сбивал с толку. Обычно питейные заведения на слаборазвитых мирах – прям таки рассадник различных беспорядков и всевозможных безобразий. А тут – тихо, мирно, чинно. Пьют крепко, это Толик чуял всей широтой русской души. Но вот ведь загадка! Не буянят! Посуду не бьют и не дерутся! Даже наоборот, после третьего стакана в речи аборигенов обычно начинает прорезаться эдакая цветистость и светскость. Да и поведение меняется только к лучшему. Что бывает дальше, Толик представлял плохо: попробовал как-то пить наравне с аборигенами и быстро осоловел. И никакие таблетки не помогали, начинало неудержимо клонить в сон, а потом вдруг бац! – и утро. Шеф всю неделю глядел на Толика укоризненно, но санкций в итоге не воспоследовало.
Собственно, нетрудно было заметить, что жизнь аборигенов так или иначе вращается вокруг салуна. Через него пролегали все дороги: из дома в храм, из храма в кузницу и из кузницы домой. И не важно, что кузница к храму ближе, нежели салун, и вовсе в другой стороне расположена. Через салун – и точка.
Поэтому у Толика вариантов не было: войдя в городок, он прямиком направился к салуну.
К счастью, местный Кулибин обнаружился за одним из столиков: вместе с соседом-стеклодувом уговаривал бутылочку забористого местного пойла, причем явно уже не первую. Звали Кулибина Хонтешем, был он кузнецом и близким к гениальности механиком-самоучкой. Ну а с кем логичнее всего сближаться контактеру? Конечно же с механиком, с Кулибиным, с одержимым изобретателем.
– Здравствуй, Хонтеш, – поздоровался Толик, подсаживаясь к гулякам.
– Страфствуй, Толиа! Выпиэшь с нами? – неожиданно спросил Кулибин по-русски.
Толик, в общем-то, знакомил некоторых аборигенов с русским. Но весьма поверхностно.
– Ух ты! – изумился он. – Ты подтянул русский, Хонтеш?
Механик хохотнул, но ответил уже на родном языке:
– Не настолько, Толя. Пожалуй, пара фраз, которую ты слышал, – это пока мой потолок в русском.
– А я уж испугался, – усмехнулся Толик, тоже переходя на местное наречие. – В хорошем смысле.
– А мы тут с Рушером обсуждаем одну небезынтересную идею! Рушера ты должен помнить. Или я путаю?
«Елки-палки! – подумал Толик с неясной тревогой. – Что-то сегодня Кулибин изъясняется, будто профессор из университета. Нет, он умный мужик, конечно. Но он же, строго говоря, дикарь-инопланетянин, а не профессор! Да, способный, да, сметливый… Но все-таки!»
– Я помню твоего соседа, Хонтеш, – вслух сказал Толик. На лице его, разумеется, не отразилось ни малейшей тревоги. Да и вообще никакой работы мысли не отразилось, лицо контактера оставалось безмятежным и дружелюбным. – Здравствуй, Рушер.
Они обменялись местным рукопожатием, больше похожим на хват армрестлеров перед поединком.
– Пить я, пожалуй, не буду, – вздохнул Толик. – А то еще опять усну.
– Жаль, – Хонтеш покачал головой. – Я хотел задать тебе вопросы. Много вопросов. Впрочем, ладно: значит, задам в другой раз. Надеюсь, вы еще не скоро улетите?
– А… – Толик снова растерялся. В принципе, он намекал Хонтешу, что сам Толик и другие земляне прибыли из другого мира. Но ни понятие «космический корабль», ни концепцию межзвездных перелетов до аборигенов никто пока не доносил: шеф со товарищи сочли преждевременным. – Почему ты решил, что мы умеем летать?
– Подумал и понял, – сообщил Хонтеш, наливая еще по рюмашке. – Вы ведь прилетели со звезд? С этих светляков, что каждую ночь видны на небе, верно?
– Ну, в определенном смысле – верно. Не с самих звезд, конечно. Вокруг звезд вращаются шарообразные миры, подобные вашему… Вот с одного из таких миров мы и прибыли.
– Значит, я правильно догадался. Надо будет записать, а то потом забуду… Прозит, Рушер!
– Прозит, – буркнул Рушер, опрокидывая рюмку в рот. Поморщился, закусил местным овощем, подозрительно похожим на самый обыкновенный маринованный огурчик, покосился на полупустую бутылку.
– Может, довольно? – спросил он с сомнением.
– Не, – решительно сказал Хонтеш. – Допьем – тогда довольно. Сегодня мы должны все закончить, так что давай… Прочищай мозги.
И налил еще по одной.
«Н-да, – скептически подумал Толик. – Если начинать день с двух таких бутылок, пожалуй, закончите вы сегодня… что бы вы там не затевали, Кулибины».
А Хонтеш что-то затеял, это Толик ощутил безошибочно. Слишком уж красноречиво поблескивали его черные глазищи без зрачков. Слишком азартно сжимались и разжимались четырехпалые кулаки. Хонтеш вообще нынче напоминал скоростной болид перед стартом: двигатель взрыкивает, корпус, исполненный мощи, едва заметно стрясается, и нога пилота готова в любой миг вдавить акселератор до отказа…
– Погубит вас водка, – сообщил Толик как мог доверительно. – У нас водка сгубила не один выдающийся ум.
– Водка умы не губит, – заявил Хонтеш безапелляционно. – Держи, Рушер.
Рушер принял рюмку, послушно пробормотал: «Прозит…» и сглотнул. Взгляд его чудесным образом прояснился.
– Ну, вот, до обеда точно хватит, а в кузнице у меня еще бутылочка припрятана, – заявил Хонтеш, вставая. – Толя, хочешь с нами? Только, чур, не подсказывать! Пока мы не закончим и не продемонстрируем!
– Договорились, – пообещал Толик. – А что вы затеяли?
– Увидишь, – на лице Хонтеша прижилось нетрезво-блаженное выражение. – Я еще не знаю слова, которым ты это обзовешь, а своего не придумал пока.
– А почему не придумал? – рассеянно спросил Толик.
– Некогда было, – Хонтеш указал на опорожненную бутылку. – Не видишь, что ли, мы делом занимались…
«Ну и ну», – подумал Толик.
Подумал – и только.
* * *
– Ну как? – не тая гордости, поинтересовался Хонтеш.
– Неплохо, – сдержанно похвалил Толик. – Называется эта конструкция паровой турбиной. Могу подсказать, где у тебя в основном теряется мощность.
– Да я и сам вижу, – вздохнул Хонтеш. – Между соплом и крыльчаткой. Так?