– Вы ее мама? – осведомился я.
– Не твое собачье дело!
– Так это вы позволяете ей мазаться и наряжаться как шлюха?
У тетки отпала челюсть. Даже ее футболка с надписью «Сокрушительное Пенсильванское Гоночное Дерби» выразила возмущение. Вот хоть своим лозунгом БАМ! УДАРИМ ПО ГАЗАМ! СПАСИБО ТЕБЕ, МАМ!
– Это вы извращенка, – спокойно объявил я. – На кого она у вас похожа?
– Я позову охрану, – прошипела крыса.
– Он говорит, мне косметика не идет, – пожаловалась Джейми, даже не пытаясь двинуться с места. Знала, бедняжка: стоит дернуться, как в руку ей вцепятся клещами.
– Твоя мама не попала бы в тюрьму, если бы не красилась, – сказал я.
– Не слушай его, Джейми. Он ни хрена не знает ни про тебя, ни про твою маму.
– Я все про тебя знаю, Джейми.
Услышав, как я назвал ее по имени, Джейми так удивилась, словно я достал у нее из уха яйцо.
– Ты забеременеешь, потому что тебе будет казаться: раз трахает – значит, любит. А тебе очень нужен будет человек, который тебя любит. И ты будешь его искать.
– Замолчи! – заорала крыса.
– Приведу охранника, – вызвалась риелторша.
– Тетя Кэти, он это в каком смысле? – спросила девочка, глядя снизу вверх на родственницу.
Тетя Кэти дернула ее за руку и поволокла прочь.
– Хуже всего будет, если ты выйдешь за него замуж, – повысил я голос. – Впрочем, в любом случае жизнь твоя будет кончена. Она уже кончена, если будешь и дальше так себя вести.
– То есть я умру? – Джейми не отрывала от меня глаз.
– Хватит с ним болтать! – пихнула ее Кэти.
– С виду ты будешь живая. – Я пальцами оттянул вниз оба нижних века, чтобы показалась красная изнанка: – А внутри – мертвая.
– Как зомби?
– Точно.
– Не хочу быть зомби.
Кэти шлепнула племянницу:
– Прекрати с ним болтать, сказала!
В дверь влетела риелторша, за ней охранник с планшетом. Парень был ненамного старше меня. Стрижка ежиком и темные зеркальные очки. Такие очки в помещении никогда не сулят ничего хорошего.
Я поднялся с пола. Не хотел, чтобы у него была причина заняться мною всерьез.
– Еще вставь себе импланты, – не отставал я от Джейми. – Исполнится десять, и вставляй.
Охранник принял удобную позу, чтобы выкинуть меня из комнаты. Даже руку занес.
– У моей сестры цикл начался в одиннадцать лет, – произнес я, проходя мимо девочки.
Некоторые женщины прижимали к себе своих детей, словно стараясь защитить от меня, а некоторые невольно кивали, будто смотрели дома по телевизору шоу Опры.
– Покиньте помещение, – велел мне охранник.
– Вас следует посадить за то, что позволили девчонке так себя разукрасить, – выдал я напоследок тете Кэти. – Серьезно. Взять и закрыть. Американский союз защиты гражданских свобод может утереться.
– Живо! – рявкнул охранник.
Меня затрясло, как только вышел из комнаты. Я сложил руки на груди, спрятал ладони под мышками. Они вечно первые начинали трястись, не хотелось, чтобы охранник заметил. Несколько раз я глубоко вдохнул.
Он смерил меня взглядом и откашлялся:
– Ты к кому сюда?
– К маме.
Охранник перелистнул страницу в блокноте.
– Имя заключенной?
– Бонни Олтмайер.
– А твое?
– Харли.
– Тебе бы всыпать по заднице за такое представление, Харли.
– Я просто хотел помочь.
Он сунул блокнот под мышку.
– По-твоему, посоветовать маленькой девочке предохраняться, это помощь?
– Да.
Он снова оглядел меня с головы до ног. Что он думает по этому поводу, осталось неясным – очки мешали.
– Следуй за мной, – произнес он наконец. – У тебя десять минут.
Помещение, куда он меня привел, было разделено на кабинки. Все тут напоминало нутро металлического канцелярского шкафа. В кабинках стояли пластиковые стулья, на стульях, подавшись вперед, сидели посетители, большинство – мужчины. Лиц не видно, о чем говорят, не слыхать.
Оказалось, мама уже на месте. Стеклянная перегородка, выцветшая желтая рабочая одежда, руки сложены перед собой на столешнице – ни дать ни взять кассирша в кинотеатре на дневном сеансе.
– Дома все хорошо? – спросила она, не успел я сесть. Голос звучал глухо, как из кокона.
– Никто никого не застрелил, если ты об этом.
Мой ответ ее задел. Лицо выразило удивление, потом брови поползли вверх, словно она собиралась меня отругать. Ведь я был ее сын, и меня следовало призвать к порядку. Но вместе с тем я был уже взрослый, воспитывал ее детей, вел хозяйство, так что она была передо мной в долгу.
– Считаешь, это смешно? – спросила мама.
– Да.
– Мне не смешно.
– Извини. Мне надо было заранее подготовить речь.
– Харли. Прошу тебя. Что стряслось?
– Ничего.
– Тогда почему ты здесь?
Я поднялся со стула:
– Прости, что побеспокоил.
– Сядь, – властно сказала она.
Мое тело после непродолжительного инстинктивного сопротивления инстинктивно послушалось.
Она посмотрела на меня, гневное выражение сменилось озабоченным, потом раздражение снова выступило на первый план.
– Не хочу с тобой ругаться, – сказала мама наконец.
Я вдруг понял, что я-то как раз не прочь и поругаться. Все тайны и неправды всплыли на поверхность, на душе сделалось бесприютно и горько. Что творилось между папашей и Мисти? Что на самом деле произошло в ту ночь, когда его застрелили? Вопросов масса, больших и маленьких, и я не знал, с которого начать.
– Ты плохо выглядишь, малыш.
Она невольно протянула руку, чтобы пощупать мне лоб, и ткнулась в плексиглас. Раздался глухой удар, словно птица врезалась в стекло. Мы оба вздрогнули от неожиданности.
– Со мной все хорошо, – пробормотал я.
– Ты будто несколько дней подряд не спал. Когда ты в последний раз принимал душ или менял белье?
– Недавно.
– Ты отращиваешь бороду?
– Перестань, мама.
Я запустил пятерню в волосы. Вот сейчас вырву клок и покажу ей. И молитву произнесу. Будто передо мной каменный идол. Помоги мне, мама.
Я прерывисто вздохнул и вытер руку о штаны. Ну и сальные же сделались пальцы!