– Что? – не понял Нестеренко.
– Демаскируете, говорю, – строго продолжил Шевченко. – Товарищ старший лейтенант, скажите, ведь демаскирует нас товарищ писатель?
Возражать было бесполезно. Свое утреннее замечание я сделал Мишке на этом самом месте, а солнце, как и тогда, светило в полную силу.
– Однозначно демаскируете, – согласился я, всем видом показывая смущенному литератору, что это не более чем шутка и он не должен принимать ее всерьез.
– Вот и я говорю, – продолжал измываться надо мной Шевченко. – В таком виде перед немцами лучше не щеголять – враз засекут. Вы вот про адмирала Нахимова, скажем, слыхали?
– Ну как бы это сказать, – не очень уверенно ответил Нестеренко, – в общем-то, конечно, слыхал.
– Оно и видно, товарищ политрук, что в общем, – сочувственно вздохнул Шевченко. – А от чего он погиб, знаете? От того, что демаскировал. Своими золотыми эполетами. Тут его снайпер и засек. Но то адмирал, ему по чину положено.
– Демаскировать? – съязвил Нестеренко, слегка оправившись от неожиданного напора и переходя в контрнаступление.
– По всей форме одеваться. А нам здесь форсить ни к чему. Хотя вам, – спохватился Шевченко, – как комиссару виднее. Вы уж извините, если что…
Мы рассмеялись, и дальнейший разговор потек в правильном направлении.
Писатель спрашивал, краснофлотцы отвечали (Зильбер помалкивал, говорун он был неважный). Земскис контролировал ситуацию – чтобы не было лишних вопросов и несоответствующих обстановке ответов.
После беседы, когда стало темнеть, мы направились к Бергману обмыть нашу встречу. У писателя имелся коньяк, а у комбата отыскалась бутылка шампанского, из самого-самого неприкосновенного запаса. Старовольского рядом не было, и Земскис снова не удержался, сообщил о своем киевском прошлом.
– А ведь я у вас в Киеве был, в девятнадцатом году, – негромко сказал он писателю. Со значением, но чуть другим тоном, чем накануне Старовольскому.
– Много людей бывало в Киеве, – отозвался Нестеренко. – Я там и сейчас живу. Только временно отсутствую. Вы, товарищ старший политрук, угощайтесь.
– Вы напишете книгу или статью? – спросил Земскис, отпивая коньяк.
– Репортаж напишу непременно. А книгу – это уж как получится. Для книги надо многое увидеть. Мне, честно говоря, и для репортажа материала не хватает. Три дня в оборонительном районе – это несерьезно.
– Материал получить несложно. Обратитесь в политотдел, там располагают необходимой информацией.
Писатель усмехнулся. Разговор коснулся его ремесла. Тут он чувствовал себя на коне.
– Если бы всё было так просто, никто бы никуда и не ездил. Сиди себе в Москве, получай необходимую информацию и строчи, ни о чем не думая. Только людям такое потом читать неинтересно. Им нужны живые впечатления. Мне они тоже нужны.
– Что значит – интересно, неинтересно? – насупился Земскис. – Это не людям решать. И не писателям. Существует политическое руководство.
Нестеренко, я и Бергман с любопытством взглянули на военкома. Сам-то он читает что-нибудь, кроме инструкций ГлавПУРа? Или читать по-русски ему нелегко?
– Разве не так, товарищи? – обратился Земскис за поддержкой ко мне и Бергману.
– Будь оно так, – ответил комбат, – то политическое руководство не отправляло бы писателей и журналистов в командировки. И вообще бы обходилось без них. Само бы сочиняло и очерки и книжки.
Довод был железным. Почесав переносицу, Земскис согласился:
– Наверное, так и есть. Мнение читателей пока учитывать приходится. Не так-то легко, товарищи, наладить литературный процесс. Но прежнего хаоса в литературе нынче нет! Вспомните, что творилось в двадцатые годы. Вот мы тут вчера с товарищами, – он взглядом показал на нас, – песню конармейскую пели. Хорошая песня, правильная. А ведь была когда-то книжка одна про Конармию. Так и называлась.
– Нехорошая книжка, – сказал Бергман. – Вы ее, я так понимаю, читали?
– Нет. Конечно, нет. Я читал отзыв на нее товарища Буденного. И ответ Горького Буденному. И ответ Буденного Горькому. Поучительная была литературная дискуссия. Хотя дискуссии в принципе неуместны. В наше тяжелое время… и вообще.
Все-таки по-русски читает, подумалось мне. Не в том, конечно, смысле подумалось, что если нерусский, так уж совсем ни на что не способен, а в том, что нередко человек вроде бы и говорит неплохо на чужом языке, практически без ошибок, а книжку на нем ни за что не осилит, терпения не хватит, привычки нет. Кириллица опять же, а у латышей латиница. Но Земскис оказался начитанным, даром что изъяснялся с акцентом. Надо же – дискуссия Буденного с Горьким. Я о ней почти ничего и не знал, хоть до войны читал и много, и охотно. Надо мной еще в училище подтрунивали: «Сергеев, ты на танцы или в избу-читальню? Для Сергеева вина не покупать, он сегодня «Ленинград» получил». За одиннадцать месяцев треть шутников сгинула под Одессой, в Крыму или пошла на дно – а я давно не видел ни «Знамени», ни «Ленинграда», ни «Интернациональной литературы».
Покачивая кружку с коньяком на дне, военком неторопливо продолжал:
– Зачем я это говорю, товарищи? Представьте себе, если вот сейчас какой-нибудь такой литературный вредитель что-нибудь подобное напишет про нас, про защитников Севастополя? Выставит нас идиотами, пьяницами, насильниками, погромщиками. А?
Сказав это, Земскис насмешливо поглядел на Нестеренко. Тот пожал плечами. Бергман заметил:
– Тот вредитель разоблачен как враг и сурово наказан. Больше таких, я думаю, не осталось.
– Всё может быть, – возразил военком. – Бдительность необходима везде, в том числе на литературном фронте. Сейчас многие, знаете ли, ощутили некоторое, так сказать, опьянение и позволяют себе отдельные, прямо скажем, высказывания.
Мы переглянулись. Коньячно-шампанский коктейль оказал на комиссара еще более сильное воздействие, чем вчерашний неприкосновенный запас, и от суровой балтийской сдержанности не осталось и следа. А быть может, латыш просто любил говорить о культуре?
– Какие высказывания? – полюбопытствовал Нестеренко, открывая блокнот.
– Идущие вразрез… Вы меня, товарищи командиры и политработники, на слове не поймаете. Я свою меру знаю.
Мы рассмеялись. В этот момент в блиндаже появился Старовольский. Внимание Нестеренко естественным образом переключилось на земляка, и наш политический руководитель на время остался без аудитории.
– Как же мы давно не виделись с вами, Алексей.
– И года не прошло, Евгений Петрович.
– А кажется, целая вечность. До чего уплотнилось время. Ведь правда? Вы, я понимаю, закончили военное училище?
– Ускоренные курсы при Белоцерковском военно-пехотном.
– Белоцерковском?
– Так точно. В городе Томске Новосибирской области.