Но если в пределах хоккейной площадки Анатолий Владимирович, безусловно, наивысший судья и авторитет для всех хоккеистов – и новичков и ветеранов, – то за ее пределами он не раз подвергался критике. Одни полагали, что Тарасов абсолютно прав во всех своих конфликтах с игроками – это моя такая публика, им только сделай поблажку, сразу на голову сядут. Другие же полагали, что от тренера требуется более сердечное отношение к игроку, умение прощать его маленькие слабости, а если не прощать, то хотя бы понимать, ведь фанатизм порой утомляет. С Анатолием Владимировичем всегда было и интересно и вместе с тем тяжело. С ним не расслабишься, не пошутишь. Чувствуешь себя во всем скованным. И все разговоры в конечном счете сводятся к одному – хоккею. А иногда так хочется расслабиться, забыть о нем.
Конфликты Анатолия Владимировича с хоккеистами не редкость. Все, кто интересуется хоккеем, слышали о них. Я готов понять обе стороны. И тренера. И игроков. Понятны требовательность тренера, его фанатизм, безграничная и безмерная любовь к хоккею. Понятно его желание, его стремление требовать такого же отношения к хоккею и от спортсменов. В конце концов он подает личный пример такого беззаветного служения хоккею (я взял термин из лексикона Анатолия Владимировича), но… не каждому такой максимализм по плечу.
В тройку к Петрову и Михайлову Валерий Харламов был подключен несколько позже, примерно в конце 1968 года.
Отлично помню матч его дебюта. На лед вышел худенький, небольшого роста паренек. На разминке он выглядел эдаким насупившимся воробышком – ударил два или три раза по воротам, столкнулся с кем-то из армейцев и отъехал к борту. Не то обиделся, не то почувствовал себя неловко.
– Вроде бы лапша, – сказал пристально наблюдавший за ним Володя Мигунько.
Но уже после первого периода, в перерыве, он, вытирая полотенцем залитый потом лоб, признался:
– Ошибся. Силен парень!
Я улыбнулся: дорого далось это Володе. Валерий несколько раз на огромной скорости обходил его и других наших опытных защитников, демонстрируя безупречную обводку.
Обводка – вот одна из страстей и одна из самых сильных сторон этого игрока. На первых порах он даже злоупотреблял ею, но потом все образовалось, и Валерий поставил ее на службу звену. Его скоростные проходы, его филигранный дриблинг позволяют ему стремительно проходить в зону, оставляя за спиной защитников соперника, или, наоборот, притягивал их как магнитом к себе. Это открывает оперативный простор для партнеров.
Понаблюдав игру Валеры, наши ребята стали через некоторое время говорить:
– Этот парень чем-то смахивает на Веню…
Действительно, по своей технической подготовке, по богатству и отточенности освоенных приемов, по изяществу их исполнения на колоссальной скорости Валерий и впрямь похож на своего знаменитого предшественника Вениамина Александрова. Так же, как у него, страсть Валерия – атака.
Эти качества учли тренеры команды, учли партнеры: Валерий во время обороны своих ворот как бы умышленно чуть отстает, чтобы при первой же возможности рвануться вперед. Он как дамоклов меч всегда «висит» над воротами соперников, всегда готов броситься вперед, чтобы лично забить гол или создать голевую ситуацию партнерам.
Будущие партнеры Харламова – Михайлов и Петров до его возвращения из Чебаркуля, где он играл в одной из команд, знакомы с ним не были. Видеть, наверное, видели, но не запомнился он им как-то: не до него, вероятно, было.
Но что-то происходило внутри ЦСКА, неправдоподобное для непосвященных, если к сообщениям о шайбах, заброшенных каким-то Харламовым в Чебаркуле, тренеры армейцев прислушивались очень внимательно. Тем временем Михайлов и Петров, к удивлению многих, доказали свое право играть в тройке с Вениамином Александровым. Тройки, однако, не было.
Был великий Александров. И были два игрока, для которых Тарасов, похоже, видел предназначение в завтрашнем дне.
Именам отводилось место в истории. В составе же команды незаменимых не существовало. Тренер говорил и писал о влиянии Александрова на Михайлова и Петрова. Но видел он, что влияние это во многом – препятствие для роста молодых, обретающих уверенность. И потом тройка – это взаимовлияние. А уж на Вениамина Александрова Петров с Михайловым никак не влияли.
Александров был великим. Харламова никто еще в расчет не брал. Но Михайлову а Петрову, чтобы стать кем-то, требовался как раз не уважаемый и непререкаемый Александров Вениамин Вениаминович, а неведомый им Харламов.
Лидерство Александрова ничего им не обещало.
Лидерство же Харламова разрешало все сомнения в том, что они – тройка форвардов сильнейшего в Европе клуба.
Лидерство Харламова в тройке было столь же необычным, как и характер его игры. Он не вел за собой, как Борис Михайлов, не подавлял совершенством стати, как Владимир Петров. Он не был и солистом в привычном понимании. Он и забивал меньше, чем партнеры. А пасовал им вначале и вовсе редко. Просто ситуации, им создаваемые, сами по себе открывали товарищам отменный шанс непосредственно атаковать ворота.
В нюансах, создаваемых Валерием в игре, было нечто от химии. Происходила не видимая невооруженным глазом реакция – комбинация не разыгрывалась, а как бы синтезировалась. Неповторимость плохо сочетается с модой. А с другой стороны, неповторимость часто стараются объяснить модой…
Неповторимость Харламова объясняли элементарно – нестандартной обводкой. Но за скучным словом виделась всем поразительная картина: форвард, знающий самый короткий путь к воротам, движущийся по прямой на защитников, когда последний ход практически не предсказуем, а последствия его для соперников драматически очевидны. Говорили – и Харламов с этим не спорил – форвард сам не знает, что сделает в следующее мгновение.
Нестандартная обводка – производное от хоккейного таланта Харламова вообще. Некий фирменный знак неограниченности его возможностей на ледяной площадке. В своих решениях он исходил от щедрости, подчинял игре обстоятельства. Тренеру Тарасову хотелось сыграть этой козырной картой еще оригинальнее – подтвердить харламовским талантом свои теоретические выкладки. Он тянул Харламова в тройку с Фирсовым и Викуловым, а позже и к молодым партнерам. И Харламов играл с ними вполне удачно.
Михайлов же с Петровым неизменно играли рядом и жили в одной комнате на сборах. Становились чемпионами. Отмечались как лучшие, результативные. Однако когда действовали раздельно.
Не обижая тренеров, возглавлявших армейский клуб и сборную, можно смело сказать: тройка Петрова изначально конструировалась изнутри на отношениях, возникших в самом начале общения и сохраненных стойкостью человеческих начал, заложенных в каждом из троих.
Журналисты иногда зачисляют в друзья-соперники целые команды. Что уж тут сомневаться в обязательной дружбе между партнерами? Между тем дружба между звездами в команде – редкость. Что вовсе не противоречит корректным и доброжелательным отношениям в быту, ответственности в понимании единых задач перед товарищами и самим собой.