Харламов. Легенда хоккея | Страница: 10

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Попав в основной состав, я понял сразу же – здесь иные требования и иная дисциплина. Жесткая дисциплина. И дело не только в том, что это армейский клуб, как порой объясняют положение дел в нашей команде люди, не слишком сведущие в хоккее. Мы исповедуем дисциплину, обусловленную не одними лишь уставами. В лучшей команде любительского хоккея дисциплина иного рода. Да, утром мы встаем, как это предусмотрено временем подъема, и идем спать после отбоя. Но есть ли клубы в хоккее, футболе или регби – и в нашей стране, и в Чехословакии, и в Канаде, и в Англии, – где бы спортсмены, собравшись на предматчевый сбор, не подчинялись строгому распорядку дня, где бы тренеры не требовали неукоснительного соблюдения режима?!

Я говорю о другой дисциплине. Об отношении к хоккею, о выполнении хоккеистами своих обязанностей на площадке. Я говорю о преданности хоккею, о строжайшем выполнении установок тренера на матч, о тактической игровой дисциплине.

Анатолий Владимирович Тарасов требователен во всем, что так или иначе связано с хоккеем, и потому любое отклонение от правил, норм, традиций армейского клуба, любая, как он считает, измена хоккею строго наказываются. И если во время тренировки хоккеист (не важно, новичок или семикратный чемпион мира!) позволит себе передышку, не предусмотренную тренером, то провинившемуся, даже если он трижды олимпийский чемпион, житья на тренировке уже не будет.

Однажды во время занятий у меня развязался шнурок ботинка, и я остановился, нагнулся, чтобы завязать его, а Тарасов, заметив, что я на несколько мгновений выключился из тренировки, тут же перешел на «вы», что являлось у него высшим признаком недовольства:

– Молодой человек, вы украли у хоккея десять секунд и знайте, что наверстать их вам не удастся.

Эпизод этот довольно показателен. Без труда я мог бы припомнить и дюжину других. Анатолий Владимирович дорожит каждой секундой тренировки и требует такого же, как он однажды сказал, «святого отношения» к нашей любимой игре и от всех спортсменов.

Я попал к Тарасову, когда только начинал формироваться как мастер, играл и тренировался под его руководством многие годы и в ЦСКА и в сборной страны, и именно этот выдающийся тренер сыграл решающую роль в моей спортивной судьбе.

На занятиях, которыми руководит Тарасов, никогда не бывает пустот, простоев. Он всегда полон идей, порой весьма неожиданных, полон новых замыслов, которые нужно проверить сегодня, сейчас же. Не бывает так, чтобы Анатолий Владимирович пришел на занятия без новых упражнений. Он еще до выхода на лед разъяснит нам новинку и обязательно проверит, приняли ли мы его идею, поняли ли, для чего она необходима.

На льду Тарасов – маг, волшебник. Уже несколько поколений хоккеистов называют его великим тренером, чей авторитет, глубина суждений о хоккее не подлежат сомнению. Под его руководством команда ЦСКА почти два десятка раз становилась чемпионом Советского Союза. Думаю, что только специалисты-статистики смогут точно установить, сколько чемпионов мира вырастил Анатолий Владимирович в армейском клубе, сколько мастеров из других команд, признанных, опытных мастеров, едва ли не заново открывали свои возможности, сталкиваясь с Тарасовым в сборной страны.

Тарасова обуревали новые мысли и идеи и перед каждым матчем. С каждой командой Тарасов стремился играть по-разному. И если нам предстояли почти подряд два матча с главным нашим соперником – «Спартаком», то на каждую игру у него обязательно был продуман свой план действий.

По Тарасову, тактическая, игровая дисциплина – это непреложный закон, но в то же время от нас требовали творчества, импровизации.

Начинается матч. Все игроки еще под впечатлением напутствий тренера. Они играют строго в соответствии с предложенным планом, все идет как надо, и все-таки… Инициатива у нас, а счет не открыт. И вот звучит команда: «Смена!» Усаживаемся на скамейку. На льду вместо нас другая тройка, а Тарасов встает со стула, подходит к нам, и мы слышим:

– Вы что, роботы? Вы же художники, артисты! Вы все знаете. Вносите в игру свои краски. Больше хитрости!

Его любимый вопрос: чем ты обогатил свое задание? И совсем не просто было угадать грань между верностью истине и правом на домысел. Этому умению Анатолий Владимирович учил нас настойчиво, день за днем, сезон за сезоном, пока наконец хоккеист не осваивал искусство импровизации в рамках игрового задания.

Мы знали, что наш тренер не прощает трусости, лени, халатного отношения к игре. Если кто-то в пылу схватки «заведется», нарушит правила и попадет на скамью штрафников, то тренер не будет сердиться, но если кто-нибудь из его учеников сыграет осторожно, трусливо, если кто-нибудь попросту испугается, уклонится от единоборства, а потом, маскируя свой промах, полезет драться, то ему достанется по первое число.

Анатолий Владимирович любил сравнивать хоккей с боем. Он считал, что в спорте действуют те же нравственные и психологические законы: каждый имеет право рассчитывать на помощь партнера, товарища, и никто не имеет права подвести друга. Не устоишь, не выдержишь напряжения схватки – образуется брешь, залатать которую в ходе боя трудно.

Максимализм знаменитого тренера не знал пределов. И этот максимализм не ограничивался бортами хоккейной площадки: вся жизнь, весь быт, утверждал Анатолий Владимирович, должны быть подчинены хоккею. Исключений из этого правила для настоящего мастера нет. И не может быть.

У меня не шел бросок. Бросал я хотя и неожиданно и точно, но не сильно, и тренер поставил передо мной задачу: когда в руках у меня нет клюшки, заменять ее теннисным мячом, сжимать и разжимать его, непрерывно вырабатывая силу рук. И я не расставался с теннисным мячом. Но однажды, торопясь в столовую, я забыл мячик, и Тарасов, тут же заметив, что мяча в руках у меня нет, строго спросил:

– А где мячик?

Я пытался объяснить, что иду обедать, но Анатолий Владимирович был непреклонен:

– Куда бы ты ни шел, мяч должен быть с тобой. Заниматься с Тарасовым было интересно. Хотя и трудно. Очень трудно. Но усилия наши окупались сторицей. Многоопытный тренер замечал все, и это помогало спортсмену. Когда я был помоложе, Анатолий Владимирович буквально после каждого матча находил у меня недостатки, и я порой удивлялся. Ведь команда выиграла, и с крупным счетом, и наше звено набросало кучу шайб – так в чем же дело? Но Тарасов утверждал, что я плохо маневрировал. Через два дня выяснялось, что маневр у меня стал получше, но я не использую смену ритма. А потом тренер обращал внимание на то, что я выдал всего лишь два точных паса.

Анатолий Владимирович неизменно подчеркивал мои сильные стороны, но не давал возможности примиряться со слабыми.

Перед каждым матчем он умело настраивал свою команду. Нас трудно было чем-нибудь удивить, и порой перед установкой на игру мы были настроены скептически: для чего лишние разговоры, мы и так все знаем? Знаем, чем силен «Спартак» и чем опасна сборная Чехословакии. И тем не менее Анатолий Владимирович нередко приводил нас в изумление, раскрывая ту или иную неведомую нам деталь, а то вдруг заводя разговор не о силе соперника, а о его слабости. А вот перед встречей с соперником слабым Анатолий Владимирович мог так расписать мощь и коварство хоккеистов «Сибири» или сборной Швейцарии, что у молодых игроков от волнения начинали предательски дрожать коленки.