– Помогите! – не помня себя от омерзения и ужаса, закричала она. – Выпустите меня отсюда! Не буду я писать никакого заявления! Только выпустите, прошу вас.
В ответ раздался дружный хохот обитателей камер. Лязгнули ключи, и появился помощник дежурного:
– Кто шумит?
Сразу все стихло.
– Выпустите меня, дяденька милиционер. Выпустите, пожалуйста! – запричитала Таня сквозь всхлипы.
Помощник подошел к ней, пристально посмотрел в окошко и зло сказал:
– Будешь шуметь, пойдешь в мужскую камеру.
Из мужских клеток раздались одобрительные возгласы, кто-то нарочито громко заорал, как сексуально озабоченный боров.
– Цыц! – крикнул на них милиционер и удалился.
– Ты чё… – хрипло утешала девушку синявка, неожиданно проникшись сочувствием. – Ты чё, думаешь, мусор за тебя заступится? Ха-ха! Да скажи спасибо, что они до твоих сисек не добрались. Хотя они у тебя махонькие… Дай посмотреть?
И Таня с содроганием почувствовала, как грязная клешня крадется по ее плечу. Она ничего не сказала, молча прошла в уголок камеры и, съежившись, присела на железную скамейку.
– Ну покажи… – с унылой безнадегой тянула синявка. – Тебе же только маечку приподнять…
Через полчаса Таню вызвали к дежурному. Она равнодушно проследовала за помощником. Два милиционера вывели ее из помещения райотдела, затолкнули в «уазик», грубо захлопнув тяжелую дверь.
За решеткой заднего окна «уазика» быстро удалялось здание райотдела. Через двадцать минут машина остановилась, и Таню вывели во двор какого-то жуткого здания, все окна которого были забраны решетками.
– Что это? – робко спросила она у сопровождающих милиционеров.
– А ты что, тут впервые? Ты ж наркоманка! – усмехнулся молоденький лейтенант.
– Нет, я никогда здесь не была. Я не наркоманка, – грустно объяснила Таня.
– Наркодиспансер, – милостиво пояснил лейтенантик. – Сейчас все про тебя узнаем.
Ее провели сквозь тяжелые металлические двери в кабинет с синими мрачными стенами. Сбоку в открытой нише – унитаз. Ни ширмы перед ним, ни двери. На линолеумном полу прочерчена белой масляной краской полоса. За столом, заваленным многочисленными бумажечками и уставленным длинным рядом разнообразных пробирок, сидел мрачный мужик огромных размеров в белом халате. Читал газету. Было в нем что-то от унылого мясника, только халат не испачкан кровью. Он окинул Таню любопытным взглядом и, сняв трубку, побренчал рукой по рычажку телефона.
– Поди сюда, – подозвал он девушку к себе и кряхтя поднялся со стула.
Когда она приблизилась, врач не церемонясь заглянул ей в зрачки, оттягивая веки жесткими пальцами. Осмотрел вены на руках, велел с закрытыми глазами дотронуться пальцем до кончика носа. Она все послушно исполнила, отгоняя раздражение и желание послать всех подальше. Останавливал образ страшной сокамерницы. Назад не хотелось. Потом прошла по линии, нарисованной на полу.
Открылась дверь, и милиционеры, что привезли ее, расступились перед медсестрой, которая сразу протянула Тане стеклянную баночку из-под сметаны.
– Зачем это? – растерянно спросила девушка.
– Давай! – Врач махнул рукой в сторону ниши с унитазом. – Анализ мочи.
Таня оторопело открыла рот, чтобы что-то сказать, но врач опередил ее:
– Отказ от дачи анализа приравнивается к положительной пробе. Давай быстрее!
– Но тут даже двери нет… – пробормотала она, понимая, что это и так все знают, но ничего от этого не изменится.
Слезы сами покатились из глаз. Она сделала несколько шагов в сторону кабинки и умоляюще посмотрела на медсестру. Та вздохнула и, так и быть, встала между Таней и мужчинами.
Милиционеры злорадно захохотали, когда комнату заполнил льющийся звук.
Через десять минут раздался звонок телефона. Врач поднял трубку и послушал.
– Нет ничего, – равнодушно сообщил он и снова взял газету.
Милиционеры сразу потеряли к ней интерес. Лейтенантик объявил, что причин для задержания нет, поэтому она может идти, куда хочет.
«Уазик» уехал.
Таня на ватных ногах вышла из кабинета и направилась прочь со страшного двора. Солнце перевалило зенит.
Таня бежала через лесопарк, подворачивая ступни на попадающихся камнях, густая трава путалась, цеплялась за утомленные ноги.
Тропинка.
Женщины с собаками глядели на растрепанную, перемазанную, перепуганную девушку с удивлением и презрением. Но Таня в это утро уже привыкла к тому, что всем не объяснишь и перед всеми не оправдаешься. Скорее к ребятам, они-то уж точно что-то придумают.
Японец был один. Он ходил из угла в угол, нервно курил сигарету, то и дело брал гитару и запевал собственную песню про наемников. Но никак не мог прогнать поселившуюся в нем вечером тревогу.
Когда Таня вбежала во двор, совершенно обессиленная переживаниями, Женька отбросил гитару и пулей выскочил ей навстречу.
– Ни фига себе… – вытаращил он глаза. – Кто это тебя так? Ё-мое…
Распухшее от слез и оплеухи лицо подруги вызвало в нем переживание, сравнимое только с физической болью. Будто пуля навылет.
Таня глянула на Японца и почувствовала, что наконец-то может расслабиться. Ничего не стесняться… Он все поймет.
Хороший друг моментально превратился в самого родного человека. Слезы снова хлынули из глаз в три ручья. Рыдая, она умудрилась рассказать Женьке о том, что с ней произошло за прошедшие сутки. Он прижимал ее маленькое хрупкое тело к груди и думал о том, что никто в мире не остановит его теперь. Убивать гадов, крошить, катком в асфальт… В блин, в мокрое место… Только кто это станет делать? Пожаловаться Фролову? Засмеет. Для него это все не важно, для него только личные переживания что-то значат, а не такая всеобщая справедливость, как месть за любимую девушку. Потому что только он, Японец, может защитить эту вот, конкретную, милую беззащитную девушку, и никто, кроме него, не захочет это сделать.
– Я знаю, как поступить, – решительно и неожиданно жестко сказал Японец, выслушав сбивчивую историю.
Таня с удивлением посмотрела на него.
– Мы убьем Алекса, этих двух… как их там. Джек расколол все базы данных этих гадов. Сейчас мы все узнаем. И еще у нас есть приемник прослушки. Мы всё про них узнаем. Всё…
Он решительно включил компьютер и, путаясь в клавишах, стал просматривать файл за файлом, почти ничего не понимая в английском тексте и терминологии баз данных.
Слезы высохли: Таня с изумлением спросила:
– Жень! А как мы их убьем? У нас же ничего нет. Никакого оружия! И все против нас.