Бред. Полный кромешный бред. Он их уничтожит.

Если честно – я тоже на это надеюсь. Но у тех есть какие-то тузы в рукаве…

Какие, Дэнни?

Не знаю. Вернее – почти не знаю…

Дэнни, ты должен мне помочь!

Я не должен. Но я помогу.

Дэнни… А если они… эти люди… перехватят управление? Они опять начнут нас… раскачивать? Да, Дэнни?

Да. Я же говорю – все очень грязно…

Наблюдение за особняком лорда Стэблфорда было установлено через неделю после похищения Билли. Старший констебль Парриндер доверял своей интуиции. Подозрительная возня вокруг особняка началась еще в прошлом месяце, но ничего конкретного не происходило, а у полиции было слишком мало средств, чтобы заниматься тем, что внушает подозрения, но не содержит ничего объективно-предосудительного.

Сидевшие на чердаке пустого дома напротив агенты очень не любили это дежурство: ночами почему-то приходил леденящий страх, а иногда и удушье…

Парриндер долго искал повод побывать в этом особняке. Случая не представлялось, и он решил случай создать. Взятому с поличным квартирному вору Стивену Рису по прозвищу Сова предложено было максимальное снисхождение хотя бы за попытку посмотреть, что делается там, за вечно задернутыми шторами. Сова согласился.

На подготовку ему понадобилась неделя.

В четвертом часу ночи первого июня он бесшумно забрался на балкон второго этажа, вырезал алмазом стекло и дотянулся до защелки двери…

3

Он скакал по улицам, не узнавая их. Наверное, он просто никогда не бывал в этом районе. Конечно: то, что было портом, нижним городом, центром – уже под водой или в воде. Парк-авеню, когда-то «верхняя улица», тянулся теперь не то чтобы совсем над морем – но достаточно низко. А вот и тот самый мост, и под ним не река, не поток, а глубоко вдающийся в сушу узкий морской залив… Глеб придержал лошадь, постоял, глядя по сторонам. Констебль, выделенный ему в сопровождение, ждал. Глеб повернул направо, в гору. Дорога была крута. Вон в том леске сняли с дерева повешенную… там – сидел в засаде отряд Дабби… Вот в этом доме мы с Олив неожиданно познакомились по-настоящему…

Она шла навстречу, и Глеб ничуть этому не удивился.

– Здравствуй, – он спрыгнул с лошади. Олив подошла вплотную, и он свободной рукой обнял ее.

– Здравствуй, – она прижалась щекой к его щеке – колючей. Сегодня не смог побриться – и у самого дрожала рука, и адъютанта рядом с ним бросало в дрожь. – Ты вернулся. Хочешь замкнуть круг?

– Как получится… Что здесь? Рассказывай.

– Здесь очень плотно. Душно. Билли где-то рядом, я иногда чувствую его. Он сильный. Может быть, сильнее тебя. Светлана ушла. Сегодня ночью. Должно быть, к нему.

– Как – ушла?..

– Я не могла помешать. Она… не послушалась бы. Билли ее позвал. Это… сильнее нас. Ты приехал. Боже, ты приехал. Если бы ты знал, как я тебя ждала…

Она отстранилась от него и посмотрела в лицо. Глаза ее были затуманены и смотрели куда-то вдаль, а губы кривились в непонятной усмешке.

– …почти не вызывает сомнений, – старший констебль кашлянул в кулак, поморщился, отхлебнул какой-то травяной настой из высокой коричневой кружки. – Я простой полицейский, и о чем я должен думать в первую очередь? О мотивах, разумеется. В том числе и о личных. Какие-либо мотивы такого рода могли быть лишь у обитателей дома, где леди проживала раньше – и который был у нее фактически отнят. Я установил наблюдение за домом… тем более, что некоторое время назад, еще до похищения парня, вокруг этого дома стали крутиться какие-то никому не известные личности. Город пустеет, вы это знаете… и – приходят мародеры. Нынешний лорд Стэблфорд, в отличие от уважаемого супруга леди, не производил никогда впечатления глубоко порядочного человека… хотя и не был откровенно в чем-то замешан. Так, знаете… все время – около.

– Извините, – сказал Глеб. – Какие результаты наблюдения?

– Опять же – ничего конкретного. Но наблюдатели наши отмечают, что… как бы это сказать… от дома исходит какая-то жуть. Вроде бы ничем видимым не вызванная. Я сам две ночи просидел там и подтверждаю: это не для слабонервных. Но и рассказать – не получается. Нечего рассказывать.

– А такое было: будто вас затягивает в воронку, или в болото – и вы вот-вот захлебнетесь?

– Да-а… и такое тоже – было… Вам это что-то говорит?

– В общем, да. Что еще? Что-нибудь видели?

– Как сказать… Ночью туда регулярно кто-то приходит. Сегодня – пришла женщина. Сопрягая этот факт с исчезновением леди…

– Да, – сказал Глеб. – Еще?

– М-м… Видите ли, я пошел на нарушение закона – и поэтому рассчитываю на ваше…

– Молчание?

– Да.

– Разумеется.

– Я послал туда, в дом, вора. Опытного квартирного вора…

– Когда?

– Этой ночью. Под утро. Он вошел…

– И не вышел?

– Именно так. Сегодня я собирался нагрянуть в этот дом с обыском – как бы по заявлению, сделанному сообщником вора. Конечно, вы имеете права пристрелить любого, кто тайно и со злоумыслом проникнет в ваше жилище – но поставьте же в известность полицию!..

– Но поскольку я уже здесь?..

– Да. Стоит ли делать это сегодня? Сообщник мог прийти со своим заявлением и завтра… вы меня понимаете?

– Да, конечно. Минутку, я подумаю…

Рука сама рисовала на бумажном листе какие-то пока непонятные черточки и узоры. Рано или поздно весь лист заполнится ими, и тогда придет решение.

Сова не мог простить себе, что попался так глупо. Не в том смысле, что охранники дома его схватили моментально, а в том, что он вообще ввязался в это дело. Сволочь Парриндер: обещал, что его сразу же выволокут обратно…

Он потерял счет времени. Сидел, намертво привязанный к стулу, с повязкой на глазах. Ему не задавали вопросов, не били. Просто ходили рядом, переговаривались между собой. Слова были знакомыми, но что означали реплики тюремщиков, Сова не понимал. Это не был ни фраерский, ни воровской язык. От этого делалось еще страшнее. Один раз вполголоса что-то сказал, а потом засмеялся – ребенок. Ему ответила женщина. Где-то далеко квохтали куры.

Билли спал двумя различными снами: одним будто бы обычным: в постели, закрыв глаза и ничего не зная; а вторым – забывая себя. Эти сны не совпадали, и обычно он, вставая от первого, погружался во второй. От второго он мог пробудиться в первом сне – и тогда метался, кричал и звал маму. Только дважды за все время пребывания в своей неволе он просыпался в обоих смыслах. Не умея себя сдерживать, он бросался бежать, немедленно попадал в руки, широко расставленные повсюду, и под ласковый хищный холодный шепоток тети Салли вновь засыпал – так или иначе.