Хотя после пережитых в Луксорском храме приключений у меня до сих пор дрожали колени, я не рискнула опуститься перед стоящим майором в кресло. Гаджи тоже остался стоять на ногах. Когда майор остановил на мне суровый взгляд своих синих глаз, мне стоило большого труда не скорчиться от неловкости.
– Не будете ли так любезны объяснить, что все это значит, мисс Трокмортон? – спросил он.
– Я возвращала артефакт, о котором говорила вам, сэр. – Если это и была ложь, то с большой примесью правды. Я действительно возвращала артефакт, только не тот, о котором говорила майору при нашей встрече.
– И вам не пришло в голову позвать меня на помощь?
– Нет, сэр. – Я хотела опустить голову на грудь и сделать вид, будто мне стыдно за то, что я не поставила майора в известность, однако не рискнула сделать это.
Гриндл помолчал, сверля меня глазами, а затем неожиданно спросил:
– Вигмер знал, что вы собираетесь делать? Или его вы тоже обманули?
– Простите, сэр, тут речь идет не об обмане, – поспешно принялась объяснять я. – Или, скажем так, не о преднамеренном обмане. Я дала клятву человеку, лежавшему на смертном одре, сэр. Эту клятву я считала священной. Среди прочего я обещала никого не посвящать в детали плана.
Майор Гриндл внимательно смотрел на меня, поводя бровями и поджав губы. Затем в его лице что-то переменилось, и я поняла, что для меня еще не все потеряно.
– Эта ваша тайна имеет какое-то отношение к тем людям в храме? Только не говорите мне о Змеях Хаоса, я знаю, что это были не они.
– Да, сэр, – сглотнула я. – Та клятва у смертного одра предполагала встречу с этими людьми.
– Так, – сказал майор и, больше ничего не прибавив, переключил все свое внимание на Гаджи. – Ну а вы, молодой человек? Мне показалось, что вы очень заинтересовали тех людей.
– А как же? – молчавший до сих пор Гаджи кивнул головой так, словно майор задал какой-то глупый вопрос.
– А почему?
Гаджи лениво поднял глаза на майора и словно нехотя, с усмешкой ответил:
– Потому что я последний фараон, мистер майор.
После этих слов в комнате повисла тишина, которую нарушила я, когда прокашлялась и переспросила:
– Это правда? Твой отец был фараоном?
– Мой отец работал землекопом в Долине Царей, – пожал плечами Гаджи. – Ворочал камни и таскал глину для инглизов, точно так же, как его отец и отец его отца.
– Это его семью ты искал все последнее время?
– Отец погиб во время большого обвала, – покачал головой Гаджи.
– О, прости. А мама?
– Она умерла давно, много лет назад, – снова пожал плечами Гаджи. – Во время родов. Ребенок тоже умер. У меня осталась только одна сестра, Сафия.
– Ты узнал кого-нибудь из тех людей? – спросил майор Гриндл.
– Нет.
– Значит, ты не знаешь, кто они?
– Нет, мистер майор, но… – Гаджи умолк. Мы с Гриндлом ждали продолжения, а его все не было, и тогда майор взорвался:
– Но – что?!
– Но что-то в них показалось мне смутно знакомым. Точно не могу сказать. Быть может, они были друзьями моего отца?
– Давайте-ка присядем и начнем все сначала, – предложил майор Гриндл. – Давай, Гаджи, начинай первым.
Гаджи было явно неловко сидеть перед важным инглизом, и он осторожно примостился на самом краешке кресла.
– Я родился в Луксоре. Но город сильно изменился с тех пор, когда я видел его в последний раз. – Гаджи недовольно наморщил нос. – Появилось слишком много новых домов и туристов.
– Верно, верно, – согласился майор Гриндл.
– Я жил со своим отцом и старшей сестрой в старом квартале. Но там, где был наш дом, теперь стоит роскошный отель для инглизов.
Мое сердце разрывалось от боли. Гаджи потерял не только семью, но и свой дом. Потерял все на свете.
– Мать я совсем не помню, она умерла, когда мне было… – Гаджи помолчал, загибая пальцы, – три года, я думаю. Все заботы по дому взяла на себя моя сестра. И обо мне тоже, когда со мной не было Учителя. У меня было много друзей. – Он опять немного помолчал. – А затем случилось то несчастье в Долине. Обрушилась усыпальница. Началась суета, скоро обо всем узнали в городе. Сестра, как только услышала, побежала искать отца. Когда пришел Учитель и увидел, что сестра ушла, он поспешил следом за ней. – Гаджи поднял глаза, встретился взглядом с майором Гриндлом. – После этого я не видел их, ни сестру, ни Учителя.
– Что было потом?
Гаджи снова поморщился, вспоминая.
– Потом я проголодался. Я помню об этом потому, что начал есть медовые лепешки, которые Сафия испекла к ужину. Я боялся, что мне попадет за это, но есть хотелось так сильно… Затем… затем я ничего не помню до того дня, когда впервые ехал на поезде.
– Впервые ехал на поезде? – встрепенулся майор Гриндл. – Куда?
– В Каир. Очень долго ехали. Жара и пыль. Я всю дорогу стоял. Потом у меня заболели ноги, и я начал плакать. – Он запнулся, словно сам удивился тому, что мог плакать. – Я был еще очень маленьким, – пояснил он.
– Конечно, – успокоил его майор Гриндл.
– Человек, который стоял рядом, тряхнул меня и сказал, чтобы я перестал реветь.
– Ты ехал вместе с этим человеком или это был случайный попутчик? – спросила я.
Гаджи помолчал – может быть, он действительно никогда не задумывался над этим.
– Не знаю, мисс, – сказал он наконец. – Но женщина, которая сидела рядом, сердито посмотрела на него и дала мне устроиться у ее ног. Я сел и проспал весь остаток пути до Каира. Когда мы приехали, я улизнул из вагона, а затем проследил за той женщиной до самого ее дома. Я не хотел оставаться с мужчиной, который щипался и кричал на меня в поезде.
– И что потом? – спросила я.
Гаджи – в который уже раз! – пожал плечами.
– Женщина была хорошая, она покормила меня, но взять к себе не могла. Очень бедная. С тех пор Гаджи стал жить на улице. И жил, пока мисс не нашла меня.
– Теперь как следует подумай, Гаджи, потому что это очень важно, – сказал, наклоняясь вперед, майор Гриндл. – Тот человек, который ехал с тобой в поезде, похож на кого-нибудь из тех, от кого ты сегодня сбежал? Лицо, или голос, или одежда? Может быть, родимое пятно или татуировка?
– О нет. Вовсе нет. Тот человек в поезде, он только одет был как египтянин, а на самом деле – я рассмотрел его лицо под тюрбаном – был инглиз.
После этих его слов мы с майором ошеломленно замолчали. Первым пришел в себя Гриндл.
– Англичанин, – повторил он, откидываясь на спинку своего кресла. – Точно англичанин, а не француз, немец или, скажем, американец?