– Не хочу, чтобы эти волки и лисицы узнали о моем существовании, – ответил Ангус.
– Ничего, мы останемся до весны, а потом вернемся домой в Дун, – утешила она. – Королева великодушно и учтиво пригласила нас, но мы не так знатны, чтобы оставаться при дворе дольше, чем на месяц-другой.
Вместо ответа он схватил ее в объятия и поцеловал в губы. Анабелле это понравилось, но она отстранилась.
– Сначала вам нужно вымыться и только потом играть, сэр, – наставительно произнесла она. – Завтра нужно подняться до рассвета, и не годится ехать с грязными ушами и шеей.
Он снова обнял ее и сжал грудь.
Анабелла небольно ударила его щеткой для мытья.
– О! Мадам, вы меня покалечили, – пожаловался он, потирая ушибленную голову. Но все же выпустил ее грудь.
– Вздор! – воскликнула она и, намылив тряпочку, стала мыть его лицо, уши и шею. Потом взялась за щетку и оттерла шею и плечи. Повернула лицом к себе и стала намывать широкую гладкую грудь. А когда отложила щетку, он прижал ее руки к бокам, толкнул к стенке чана и стал целовать.
– Ласкай меня, девушка, – пробормотал он. – Я хочу взять тебя.
Он со стоном прижался к ее губам, когда она стала играть с ним, гладя «петушок», умело лаская яички. Ее маленькие округлые груди, прижавшиеся к его груди, пробудили в нем вожделение. Он почувствовал прикосновение ее бедер и, сжав упругую попку, поднял Анабеллу и насадил на свою мужскую плоть.
– О-о-о, Ангус, – вздохнула Анабелла, почувствовав, как он наполняет ее. – Это так восхитительно!
Она обвила его руками, наслаждаясь каждым выпадом, пока оба не достигли наслаждения.
– Черт побери, жена, своей сладостью ты способна превратить меня в беспомощное дитя, – признался граф, снова целуя ее. – Продолжим в нашей постели?
Анабелла, еще не успевшая отдышаться, слабо рассмеялась.
– Один раз, но не больше, Ангус. Нельзя опаздывать на свадьбу!
– Дважды! – прорычал граф. – Неужели я так стар, что не смогу насладиться прелестями собственной жены?
Он выбрался из чана, взял нагретую ткань и стал вытираться, прежде чем шагнуть к кровати.
Анабелла последовала его примеру, легла и прижалась к нему.
Матерь Божья, она, должно быть, самая счастливая женщина во всем мире!
Они стали любить друг друга, потому что Ангус не потерпел бы отказа.
Потом они заснули и, проснувшись, снова занялись любовью, прежде чем забыться до утра под пуховым одеялом.
Проснувшись, она увидела, как Джин выкладывает ее одежду, а Ангуса нигде не видно.
– Где он? – сонно спросила она.
– Уехал в дом Босуэлла.
– Неужели так поздно? – встревожилась Анабелла.
– Нет-нет, у вас полно времени. Я принесла поднос с завтраком, и вы должны съесть все до последней крошки. Одному Богу известно, когда придется снова поесть. Я слышала, что свадебный пир будет в Холируде.
– Нет. Босуэлл не пожелает. Пир будет в месте, называемом Кинлох-Хаус. Это дом богатого торговца, который в большом долгу у Джейми Хепберна. Говорят, что медовый месяц пройдет в Милтоне.
– А еще говорят, что у графа полно любовниц, с которыми он груб. Бедная его невеста.
– Да, полагаю, Босуэлл не церемонится со служанками, – улыбнулась Анабелла, – но будет более деликатен с женой. Все же он красив. А теперь скажи, что надел Ангус? Я все гадала… но ты лучше его знаешь. Он не всегда делает что полагается.
Джин громко рассмеялась:
– Да, он упрям, но надел лучший наряд. Камзол из шелковой парчи цвета сливы. В разрезах рукавов виден сиреневый шелк. Короткий бархатный плащ тоже цвета сливы. Да, и еще тяжелая золотая цепь с пчелой Фергюссонов на чертополохе.
– В таком случае надену сиреневое бархатное платье, – решила Анабелла.
Джин принесла яйцо в сливках и марсале, несколько ломтиков бекона, ломоть теплого хлеба с маслом и сыром. Сидр оказался не так сладок, как в доме Фергюссонов, но, возможно, просто плохо хранился.
Поев, Анабелла наскоро умылась и оделась с помощью Джин. Лиф был очень низко вырезан, так что в вырезе виднелась оборка сорочки, хотя и она не скрывала ее набухших грудей. Она заметила, что они в последнее время увеличились.
Видя, как хозяйка уставилась в зеркало, Джин спросила:
– Когда вы собираетесь сказать ему?
Анабелла недоуменно подняла брови.
– Кому? И что сказать?
Она снова полюбовалась рукавами-буфами, в разрезе которых переливался кремовый шелк.
– Вы ожидаете ребенка. И не знали об этом? Тогда почему у вас набухли груди?
– Я не была уверена, – медленно выговорила Анабелла. – Если бы я все сказала, Ангус использовал бы это как предлог никуда не ехать. Я не могу позволить ему оскорбить королеву или Босуэлла. Пусть милорд избегает политических интриг и прячет нас на западной границе, нельзя никого оскорблять, чтобы и дальше пребывать в безопасности.
Она сунула ноги в короткие, подбитые мехом сапожки с меховой отделкой. Была зима, и такие модные сапожки носили все дамы.
Джин согласно кивнула:
– Вы куда мудрее моего брата, хотя мы не дадим ему это знать.
Она ловко свернула в узел прекрасные волосы Анабеллы.
– Думаю, это к лучшему, Джинни, – хихикнула Анабелла.
Она закончила одеваться и осталась очень довольна нижней юбкой из кремовой шелковой парчи с узкими серебряными полосами, выглядывавшей из разреза верхней юбки сиреневого бархата.
Джин застегнула на ее шее ожерелье из лиловых аметистов и вдела в уши большие жемчужины. Наконец она накинула на плечи Анабеллы тяжелый темно-фиолетовый бархатный плащ, подбитый пушистой куницей, и дала ей пару мягких фиолетовых перчаток с шелковой подкладкой.
– Мэтью ждет в зале.
Управитель был в скромном черном с белым костюме.
Они вышли во двор и, сев на лошадей, направились к кирхе в Кэнонгейт.
– Я не могу туда войти. Это грех, а я не хочу грехов на своей совести, – заявил Мэтью.
– В таком случае у тебя будут другие грехи, – отпарировала Анабелла. – Если твой брат может стать шафером Босуэлла, ты вполне можешь войти в реформатскую церковь. Неприлично, если я появлюсь там одна. Все-таки я графиня Дун.
Мэтью, кажется, хотел возразить.
– Королева туда идет, а разве она не католичка? И ее муж тоже будет там. Если королева может согрешить и твой брат может согрешить, значит, и тебе не зазорно туда войти, Мэтью Фергюссон.
Он поморщился, но, отдав поводья лошадей пареньку в ливрее, проводил Анабеллу в темную каменную церковь.
– В аду у меня будет хорошая компания, – пробормотал он, осматриваясь и увидев в церкви множество католиков-аристократов. Королева и ее муж уже сидели на специальных местах. Вперед выступил стражник, загородил дорогу Анабелле и Мэтью и грозно уставился на парочку.