Когда Мэтт Маккарти строил по своим архитектурно-строительным чертежам, то о расходах уже не думал. Он ценил красоту истинного мастерства, а за долгие годы приобрел достаточный опыт, чтобы понять простую истину: скупой платит дважды. Желание сэкономить, например на осветительных приборах или полах, всегда выходит боком. Если вы действительно хотите получить нечто стоящее, не пытайтесь удешевить проект. Его дом будет идеальным.
На первых порах за его хороший вкус и внимание к деталям Изабелле Деланси действительно приходилось платить высокую цену, но Мэтта это даже радовало, поскольку неотвратимо приближало тот заветный день, когда его семья сможет перебраться в Испанский дом, а она – вернуться в свой Лондон. Ко всем просьбам и пожеланиям Изабеллы Мэтт относился крайне небрежно, выполняя работу кое-как. Ведь какой смысл делать то, что через пару месяцев так или иначе придется переделывать? А когда она безропотно оплачивала заоблачные счета и мирилась с подстерегавшими на каждом углу с опасностями, будь то крыса или прогнившие полы, он придумывал дополнительные работы: например, снос стены или замену лагов. Положа руку на сердце, он и сам искренне удивлялся, что у нее не возникало к нему никаких вопросов.
Мэтт отмахнулся от мухи, влетевшей в открытое окно. Во второй раз она вышла из дома вскоре после ланча. Она усиленно терла глаза, словно недавно проснулась. Он собрался было подойти, чтобы поговорить, но тут из дома выбежал ее сын со своей тявкающей собачонкой и бросился за ней. Она наклонилась поцеловать ребенка, и Мэтт вспомнил, как их губы сливались в поцелуе, а ее тело прижималось к его.
Должно быть, он ненадолго задремал, откинувшись на спинку сиденья минивэна. В последнее время у него начались проблемы со сном. Собственный дом стал неприветливым и враждебным. Мэтта преследовал полный немого упрека взгляд Лоры и раздражал ее убийственно вежливый тон. Поэтому ему было гораздо проще по мере возможности вообще не появляться дома. Похоже, Лора перебралась в гостевую комнату. Когда он проходил мимо, дверь оказалась плотно закрытой. Как, впрочем, потом и дверь их супружеской спальни.
Последние недели прошли словно в тумане. Жара была настолько изнуряющей, что он просыпался и засыпал в неурочное время, чувствуя то безумную усталость, то дикий прилив энергии. Сын его избегал. Байрон куда-то запропастился. Мэтт, грешным делом, забыл, что со скандалом уволил Байрона, а дозвонившись до него, был потрясен, когда Байрон ему об этом напомнил. Наверное, все дело в жаре, пытался объяснить Мэтт Байрону. Оттого и сумбур в голове. Байрон не ответил. Мэтт еще что-то там говорил, пока наконец его не осенило, что он, оказывается, разговаривает сам с собой.
Побывал Мэтт и в пабе «Длинный свисток». Он уж и забыл, когда в последний раз нормально ел. Он рассчитывал, что Тереза накормит его, согреет ласковой улыбкой. Вместо этого Тереза заявила ему, что еду здесь больше не подают, а когда он начал ее упрашивать, принесла черствую булочку с ветчиной. Тереза демонстративно его игнорировала, даже когда он прошелся насчет длины ее юбки. Она стояла, скрестив руки на груди, у барной стойки и смотрела на него так, как смотрят на кусачую собаку. Он просидел в пабе достаточно долго, прежде чем до него дошло, что бывшие приятели его явно избегают.
– У меня что, вторая голова отросла? – раздраженно бросил он, когда его окончательно вывели из себя их испытующие взгляды.
– Похоже, тебе не мешало бы навести порядок хотя бы в той, что у тебя есть, приятель. Доедай свою булочку и проваливай. Мне не нужны неприятности. – Хозяин взял со стойки газету и исчез в подсобке.
– Шел бы ты домой, Мэтт. – Подошедший к нему Майк Тодд специально понизил голос, чтобы их не могли услышать. Тодд даже потрепал Мэтта по спине. В его глазах сквозило нечто, смахивающее на жалость. – Ступай домой и чуток отдохни.
– А когда ты наконец придешь посмотреть на мой дом? – спросил Мэтт, но Майк, кажется, его не слышал.
– Ступай домой, Мэтт, – повторил он.
Поэтому проще всего было оставаться в машине. Мэтт уже потерял счет времени, но, похоже, сидел он тут достаточно долго. Он забыл зарядить мобильник, хотя это не имело значения, ведь он ни с кем не желал говорить. Мэтт уставился на фасад Испанского дома, не замечая ни строительных лесов сзади, ни переполненного контейнера для мусора, ни затянутых брезентом окон. Нет, он видел свой дом. Огромный дом, который снова обрел былое великолепие. А еще он видел себя самого, идущего по лужайке к озеру. Он помнил, как еще мальчишкой именно здесь сидел, широко расставив ноги, на велосипеде и вынашивал план мести. Они обвинили его отца в краже двух запасных колес от их раритетных автомобилей, а потом, когда инкриминируемые отцу Мэтта колеса нашлись в гараже, им было то ли неловко, то ли просто лень дать делу обратный ход, хотя Джордж Маккарти почти пятнадцать лет служил верой и правдой их семье. Но все выяснилось слишком поздно. Мэтт с сестрой переехали в муниципальный дом в Литл-Бартоне, а имя его семьи было опорочено вследствие преступной небрежности Поттисвортов. Именно в этот день Мэтт понял: дом должен принадлежать ему. Он еще всем покажет. И особенно родителям Лоры, которые смотрели на его ботинки и на то, как он держит нож с вилкой, с вежливым, но явным неодобрением.
Он получит этот дом во имя мести за семейство Маккарти. Он покажет всем в округе, что важно не твое происхождение, а то, чего ты добился. Он восстановит этот дом и репутацию своей семьи.
И поначалу ему казалось, что убрать со своего пути вдову, занявшую чужую территорию, будет проще простого. Но однажды в ветреную летнюю ночь вдова вдруг стала Изабеллой. Изабеллой, которая наполнила его душу музыкой и заставила осознать всю убогость, серость и однообразность его существования. Изабеллой, которая легко скользила между деревьями и чьи бедра плавно покачивались в такт музыке. Изабеллой, которая дерзко смотрела на него раскосыми глазами и благодаря которой он понял, чего именно ему не хватало все это время, пока он занимался рутинными вещами и мыслил квадратными футами. Единственной женщиной, осмелившейся бросить ему вызов. Он по-прежнему хотел Испанский дом, то есть он по-прежнему считал его своим. Но теперь ему этого было недостаточно.
Мэтт Маккарти закрыл глаза, затем снова открыл, пытаясь избавиться от шума в голове. Включил CD-плеер на приборной доске и поставил «Музыку на воде» Генделя. А затем, когда убаюкивающие звуки скрипки привели его в чувство, достал из бардачка блокнот и принялся методично составлять список того, что еще предстояло сделать, начиная с прокладки труб и кончая установкой последнего окна. Он помнил все до последнего гвоздя, до последнего неоштукатуренного куска. Никто не знал этот дом лучше его. Он сидел и чиркал в блокноте, не обращая внимания на то, что замусоленные листки падали на пол и что, по мере того как солнце заходило за Испанский дом, в салоне постепенно темнело.
Изабелла не спала три дня и две ночи. Она лежала без сна и вела бесконечный мысленный диалог с покойным мужем. Она обвиняла Лорана в неверности, корила себя за то, что подолгу оставляла его одного, в результате чего он стал искать удовольствий на стороне. Она снова и снова прокручивала воспоминания о семейных праздниках, о каникулах, о своих зарубежных гастролях, пытаясь включить в события ту самую женщину. Его чрезмерные расходы, более частые деловые поездки в последний год – все это приобрело новый смысл, а детали, встав на свое место, дали возможность получить целостную картину, причем весьма неприглядную. Оказывается, Лоран не принадлежал ей одной: и она сама, и дети делили его с кем-то еще. Его интрижка замарала память об их прошлой жизни. Изабелла ненавидела себя за то, что была слишком эгоцентричной, чтобы заметить неладное, слишком самодовольной, чтобы потрудиться проверить счета или распечатки с кредитных карт.