Да, кое-что изменилось. Чуть вдали на час раньше обычного заклубился дымок: у южной сторожки миссис Мэнли, увидев, что уже рассвело, решила начать новый день. Куда более явственно на перемену указывали прогуливавшиеся вокруг полицейские. Перемены вносила небольшая группа людей, карабкавшихся по склону Хортон-Хилл. Кто-от размахивал руками впереди и позади хроникеров, нагруженных аппаратурой: на сей раз кинокамерами и фотоаппаратами с телеобъективами. Перемену несли с собой, хотя Ноэль этого и не знал, две машины, проскочившие подъем на дороге к Хортону: в Скамнум-Корт слетались репортеры. Перемены также нес с собой, хотя Ноэль и этого не знал, белый дымок на горизонте. Это лондонский экспресс вез на юг и на запад свежие газеты, полные репортажей из Скамнума с алыми аршинными заголовками. Исключение составлял лишь «Диспетч рекорд», где редактор новостей, в последнюю минуту придержав печать тиража, отдал всю первую полосу под кричащий заголовок, который на ближайшие дни станет предметом пересудов всей журналистской братии.
Ноэль еще немного высунулся из окна, машинально прикинул, стоит ли плюнуть на каску стоявшего внизу полисмена, после чего посмотрел направо вдоль восточного фасада. Где-то вдалеке он смутно разглядел узкую синюю полоску.
– Море, – пропел он, – смеется вдали…
Он помахал стоявшему внизу удивленному констеблю.
– А луга и долины сияют в лучах зари.
Настроив себя на оптимистический лад, Ноэль закрыл окно, взбежал по ступенькам и торопливо постучал в дверь Дианы Сэндис.
– Да, – отозвалась она. Девушка сидела на кровати, заложив за ухо золотой карандаш, и ела шоколадные конфеты. – Входите. – Она несколько неуверенно смотрела на гостя. – Можете сесть на кровать, – добавила она.
Ноэль забрался на кровать. Возникла пауза, которую можно было бы назвать неловкой, если бы Диана и Ноэль не знали, что никакой неловкости нет.
– Ну и ночь выдалась, – наконец сказал Ноэль.
– Да, чертовски неприятная. – Диана иногда давала волю чувствам. Семейство Терборг этого бы не одобрило.
– Однако вас она не обесцветила, – вежливо заметил Ноэль.
– Не что? Возьмите конфетку.
– Не испортила цвет лица. – Ноэль выбрал конфету побольше и впился в нее зубами. – Послушайте, Диана… – Он вдруг передумал и вернулся к конфетам. – Мне всегда говорили, что женщины поглощают такие сладости тайком, особенно утонченные создания, которых бросает в дрожь от трехразового питания. Однако склонные к пышности дамы…
– Они просто тошнотворны! – капризно воскликнула Диана. Правую руку она протянула за конфетой, а левой выбивала дробь по подошвам изящных зеленых домашних туфель Ноэля. – Дело все в том, что мне надо их продать.
– Продать?
– Они появятся в августе, и мне просто необходимо их продать. У меня тут три коробки, и до того, как началась суматоха, я хотела заманить кого-нибудь из сестричек Терборг в укромный уголок и все их съесть вместе с ней. Чтобы все прочувствовать.
Ноэль беспомощно уставился на нее:
– Прочувствовать… а разве я не гожусь?
– Нет, не годитесь, – ответила Диана, оживляясь. – Не в том смысле, как я все это раскладываю. Вы знаете главное отличие между шоколадными конфетами и табаком?
– Если это загадка, то заранее сдаюсь. Однако послушайте, Диана. Нечто ужасно…
– Тут вот как. Табак, кроме снобистских штучек, почти всегда продается, так сказать, однополо: друзья и все такое. Или иногда продажа строится на компенсированном эдиповом комплексе: папаша советует сынку. Но шоколадные конфеты совершенно однозначно продаются, так сказать, разнополо: парень приносит коробку девушке. Однако здесь я попытаюсь опереться на принцип «женщины вместе». Женщины едят их после чая с глазу на глаз, женщины приносят их на дневные спектакли. И я собираюсь назвать их «линия Сапфо». По-моему, хорошее название. Броско, с намеком на щедрость, слово экзотическое, но его трудно исказить…
– Первоклассно, – заметил Ноэль с сомнением, но в то же время искренне. Он считал Диану просто чудесной. С одной стороны, он считал, что чудо это заключается в приверженности принципам Новой Женственности. С другой стороны – и это, возможно, являлось результатом опеки Готта, – ему иногда казалось, что оно, напротив, состоит в некой колкости. Найдя деловитый подход несколько суховатым, он к минимуму свел свои сомнения и добавил: – Но вот насчет произношения не знаю. Думаю, появятся преподавательницы – такие чопорные, ходящие под ручку, как угодно, – что зайдут в свою любимую кондитерскую и попросят «Сап-фо».
Диана сделала пометку.
– Я подумаю над этим. Но название должно апеллировать и к высшим слоям. «Парень приносит коробку девушке» по доходам куда ниже, чем «женщины вместе съедают коробку». Надо нацелиться на состоятельную публику, а это значит, что продавать станут по более высокой цене, чем намеревались. Возьмите конфетку подороже.
– А если запросят больше, то качество повысят? – Помимо своей воли Ноэль заинтересовался малозначительными деталями продвижения «линии Сапфо».
– Возможно, даже снизят.
– Вот как! – удивился Ноэль и добавил: – Не очень-то честно, а?
– Совсем наоборот. И это не очень хорошая политика. Половина наших бед – от правоверных, отягощенных викторианскими предрассудками производителей, которые считают, что можно снизить качество продукта, если они вкладываются в качественную рекламу. Но их становится все меньше. Они неэффективны.
– Это хорошо, – сказал Ноэль. Его слова прозвучали как слабая поддержка. Повисла неловкая пауза, в течение которой Диана прекратила барабанить по его домашним туфлям. – Как спали после переполоха? – спросил он.
– Глаз не сомкнула. Все время пытаюсь что-то вспомнить и записать. К чему вы клоните?
– Клоню? Не знаю. Пьеса жутко кончилась, да?
– Просто страх. Даже думать об этом не могу. И еще не могу сосредоточиться, чтобы расписать эти проклятые конфеты.
Ноэль вдруг подумал, что в ее нынешнем состоянии Диана являлась чрезвычайно целеустремленной особой. Внезапно ему показалось, что где-то вдалеке он увидел тусклый свет. Под одеялом он осторожно нащупал большой палец на ноге Дианы и сжал его указательным и большим пальцем руки.
– Послушайте, – начал он, – а как вам все это на самом деле?
– Да никак – это марципан. Я же сказала, что они просто тошнотворны. Но нужно прочувствовать, что значит съесть коробку «Сапфо».
– Я не об этом. Я о бизнесе и карьере одинокой девушки.
– Ах, вот вы о чем! – Диана по-детски, но решительно вздернула подбородок. – Это вам не вздохи на скамейке. И это совсем не похоже на жизнь герцога, аристократа или, скажем, обычного черного таракана: на этой работе нельзя уютно устроиться и пустить корни. И разговоры там далеки от нравоучительных стишков о прекрасном и истинном. Вообще-то там было бы скучно, если бы все не менялось каждую минуту. В этом-то и соль. Идет драка, и побеждаешь только тогда, когда выдаешь первоклассные материалы шесть дней в неделю. В масштабной рекламе нет места снисходительности – она слишком дорого стоит. Если ты скисаешь и твои материалы не идут, то сразу вылетаешь. – Диана внимательно посмотрела на Ноэля и торопливо добавила: – Я еще не вылетела. И не забудьте, что до двадцати лет меня нянчили в пеленках в дорогих частных школах. А теперь мне двадцать два, и я зарабатываю двенадцать фунтов в неделю. А вы – двадцатитрехлетний кровопийца на теле общества. Вот так.