В сложившихся обстоятельствах Эплби показалось, что он заметил характерную особенность: почти безрассудную дерзость. Убийца преднамеренно увеличивал степень опасности, с которой он действовал каждый раз для достижения драматического эффекта.
Первое. Он застрелил Олдирна, весьма возможно, будучи увиденным Боузом. Даже если бы убийцей оказался престарелый Макс Коуп, он все равно это сделал. Ведь Боузу, как показал простой опыт, в решающий момент пришлось бы лишь посмотреть в сторону люка, чтобы убедиться, что выстрел раздался с верхней сцены, находившейся в распоряжении Коупа.
Второе. Он рискнул вынести револьвер, орудие убийства, с собой с задней сцены. И рисковал очень крупно. Без револьвера его могли обнаружить выходящим из-за занавеса после выстрела, и все же – из-за отсутствия прямых улик – он вполне мог улизнуть. Однако с револьвером ему оставалось лишь столкнуться с решительным свидетелем, быть задержанным, подвергнуться досмотру – и тогда его судьба была бы решена. И он снова рисковал ради небольшого, но броского эффекта: спрятать маленький револьвер в самом жутком месте – черепе Йорика.
Третье. Он волочил тело Боуза мимо десятка комнат, откуда могли появиться люди. И снова ради эффекта – своего рода дерзкого жеста.
Четвертое. Он различными способами изготовил и передал пять угрожающих или просто страшных посланий. И вот в них, казалось Эплби, появился новый фактор. Снова риск: пять возрастающих рисков. Каждое послание можно проследить, и даже сомнительное или неубедительное соотнесение с конкретным лицом наведет на серьезнейшие опасения в случае с тремя или даже двумя посланиями. Возрастающий риск присутствовал, но имел ли место усиливающийся эффект? Ведь убийца рассчитывал эффекты самым тщательным образом, в нем жил мастер ошеломлять и вселять страх. Однако не присутствовал ли в приеме с посланиями некий элемент избыточности? В свете последовавших событий чрезвычайно эффектным оказалось послание, найденное Готтом в машине Олдирна. Слова грозного Дункана, явившегося под стены замка Макбета, обнаруженные в момент прибытия Олдирна в Скамнум. Потрясающий эффект произвел другой отрывок из «Макбета», прогремевший в спящем доме и предрекавший, что свершится ужасное. Не менее эффектным благодаря необычному и изощренному способу передачи стало послание, прозвучавшее из прибора, получившего в Скамнуме ироничное название «черный ящичек» Банни. После этого, однако, последовал возврат к обыденности. Ноэлю сообщение отправили по почте, а Джервейсу отправили телеграмму. И за обоими этими посланиями не ощущалось ни какой-то особенной нарочитости, ни нажима. С точки зрения художника – а убийцу следовало рассматривать именно как такового, – эти два послания несколько сбивали пафос замышляемой сенсации.
«Однако, – размышлял Эплби, – можно посмотреть на это с другой стороны: приглядеться к способу передачи каждого послания». Он набросал список:
а) вручную;
б) с помощью радиограммофона;
в) с помощью диктофона;
г) почтой;
д) телеграммой.
Не являлось ли это тем, что Нейв назвал бы манифестом? Не напоминало ли это действия боксера, который, будучи уверен в своей непобедимости, развлекается, нанося удары то тут, то там? Можно было сказать, что не хватало радио – Черная Рука едва ли мог получить доступ к эфиру – и телефона. И тут Эплби подумал: а что, если кто-то получил по телефону шестое послание, но предпочел о нем промолчать? Или же – что телефонное послание еще впереди.
Выходит, послания преследовали двоякую цель. Они создавали нервозную обстановку и бросали вызов. Посмотрите, как бы говорил Черная Рука, сколькими каналами я могу пользоваться и оставаться в тени. За несколько посланных по почте машинописных строк и впрямь довольно трудно зацепиться. Но как быть с телеграммой, с запиской, подброшенной в машину известного государственного деятеля, манипуляциями с чужими граммофонами и черными ящичками? Эплби чувствовал, что даже если прослеживание происхождения посланий ничего не даст, сам факт того, что они являются вызовом в чистом виде, проливает на расследование определенный свет.
Он решил сделать эту линию главной. Его помощник сержант Мэйсон, прибывший из Лондона с капитаном Хильферсом вскоре после нападения на Банни, в это время сможет заняться разбором передвижений людей на моменты обоих убийств. Это ключевой момент, к которому Эплби подключится, как только соберет предварительные данные. Тем самым он надеялся сэкономить время, избавившись от пустых разговоров с людьми, которые смогут предъявить четкие алиби.
Первым пунктом касательно посланий, отметил он, являлось то, что из пяти «физически» сохранились только два. Записка, подброшенная в машину Олдирна, письмо, отправленное Ноэлю Гилби, полученная Джервейсом телеграмма – все они были уничтожены. На время получения они рассматривались как глупые анонимные шутки и отправились в мусорные корзины. Диктофонный валик, с которого поразительным образом исчез «Отче наш», был успешно похищен – и это, увы, пришлось признать – из-под самого носа полиции. Оставались лишь две граммофонные пластинки и, возможно, оригинал телеграммы, посланной Джервейсу. Даже если телеграмму продиктовали по телефону на почту в Скамнум-Дуцисе, то есть если не существовало рукописного оригинала, то дата и время передачи должны присутствовать в учетных книгах почты.
Можно также начать с послания Олдирна. Эплби взял Готта, одного из имевшихся свидетелей, и отправился с ним искать другого свидетеля, шофера Олдирна. Тот с мрачным видом мыл машину своего покойного хозяина. Он был растерян, зол и горел желанием помочь.
Послание, как сказал Готт, представляло собой машинописные строки на четвертушке обычной бумаги. Он заметил его, скомканное в шарик, в углу машины через несколько минут после того, как сел в нее, и буквально перед подъездом к Скамнуму. Вильямс, водитель, по приезде посмотревший на часы на приборной доске, чтобы засечь хронометраж поездки, назвал время с точностью до минуты: четыре двадцать две. Значит, около четырех двадцати дня в пятницу послание уже находилось в машине. Каков же нижний временной предел? Когда послания точно не было в машине? Вильямс мог поклясться, что его там не было, когда лорд Олдирн садился в машину во дворе своего лондонского дома. Будь оно там, Вильямс бы его заметил, когда поправлял коврики в два ноль пять. Однако его могли подбросить в пределах следующих пяти минут, когда он занял свое место у руля, и ждали, пока вынесут какой-то чемодан. Мог ли лорд Олдирн сам его заметить, если оно находилось в машине в течение всего пути? Не мог ли он заметить, как его подбрасывали? Нет, ответил Вильямс, его светлость был довольно близорук и часто не замечал куда более объемные предметы, нежели бумажный шарик. Если бы они не подвезли мистера Готта, шофер, разумеется, сам бы рано или поздно обнаружил его. Возможно, тогда, когда передавал машину слугам. И разумеется, он бы передал послание его светлости, поскольку не решился бы уничтожить то, что могло представлять ценность. Когда служишь у лорд-канцлера… Да-да, конечно, сказал Эплби и перешел к следующему пункту. После выезда из города какие возможности могли существовать для подбрасывания послания? Вильямс в нерешительности задумался. Вероятно, в любом месте до выезда из Лондона, когда ехали медленно или стояли в пробке. Но как кто-то мог знать, где именно. Могли подбросить из другой машины, если хорошенько изловчиться. Но как только они выехали из Лондона, шофер сомневался, возможно ли это было вообще.