С этими словами Эплби довольно угрожающе посмотрел на знаменитого романиста. Готт задумчиво попыхивал трубкой.
– Весьма хитроумно, – ответил он, – но не чересчур ли экстравагантно? Конечно, вы могли продумать все гораздо лучше, нежели Кэмпбелл и я. А? Пока вы не соберете хоть какие-то свидетельства, это выглядит голословно. Не так ли? Например, найдете кого-то, кто видел меня там, где я не должен был находиться. Или кого-то, кто видел Кэмпбелла в прокторской мантии. А вы подумали о мотиве, лежащем в основе всех этих удивительных трансформаций? Собирались мы убить Амплби в полночь и нам кто-то помешал? Или нас кто-то опередил?
– Возможно, – ответил Эплби, – это не имело никакого отношения к Святому Антонию. Мой здешний коллега Додд занимается серией краж со взломом в пригородах. Возможно ли, мистер Готт, что вы руководите действиями банды?
Готт рассмеялся чуть сдавленно.
– Вы думаете, что я взломщик?
– Да, думаю.
– В пригородах?
– Нет. – Наступило короткое молчание, после чего Эплби добавил: – А теперь позвольте услышать вашу версию.
– Знаете, если бы она и существовала, то излагать ее, возможно, следует не мне.
Снова воцарилось молчание, во время которого Эплби размышлял, как дальше поступить с этим симпатичным, спокойным и упрямым субъектом. Поуноллу он почти явно грубил – жуткая тактика. Однако инспектор сомневался, что ему удастся многое выжать из Готта с помощью нажима… На этом месте ход его мыслей прервался. Из-за двери гостиной вдруг раздались короткие удары и скрип, после чего послышался громкий стук, будто что-то упало, и топот быстро убегавших ног. Эплби рванулся к двери и распахнул ее. В маленьком вестибюле стояла огромная плетеная корзина для белья.
Готт тоже встал и подошел к двери, и какое-то мгновение они оба молча рассматривали странный предмет. В наступившей тишине раздались довольно странные звуки.
– По-моему, – сказал Эплби, – надо ее открыть.
И он принялся поднимать массивную металлическую щеколду, державшую на запоре крышку корзины.
Есть что-то в высшей степени абсурдное в зрелище, которое являет собой человек в корзине для белья. Это было прекрасно известно Шекспиру, когда он сочинял «Виндзорских насмешниц». Из корзины появилось нечто вроде призрака Фальстафа, Фальстафа в изрядно потрепанном театральном костюме и гриме. Ибо по лицу призрака стекала краска, а на алом ухе болтались остатки накладной курчавой бороды.
Эплби среагировал моментально. Он протянул руку, чтобы помочь призраку выбраться, и мягким голосом спросил:
– Мистер Рэнсом, я полагаю?
Мистер Рэнсом ушел, чтобы принять ванну и покопаться в кладовке. Как он мрачно заметил, ему не удалось поужинать. А мистер Готт остался давать объяснения.
– Теперь, полагаю, – начал он, – можно рассказать всю историю. Вы, несомненно, слышали о деле с бумагами Рэнсома, которые Амплби держал у себя? Так вот, Рэнсом вернулся в Англию месяц назад, разъяренный тем, что Амплби не выслал ему эти материалы. И вместо того чтобы открыто явиться в колледж, он остался в городе и вызвал Кэмпбелла. Они с Кэмпбеллом всегда очень дружили, и Кэмпбелл выступал за то, чтобы предпринять в отношении Амплби радикальные меры. Вскоре они решили сами вершить правосудие. После этого они пришли к выводу, что надо привлечь меня как… компетентного специалиста.
Готт несколько раз пыхнул трубкой. Он рассказывал историю с неким обезоруживающим удовольствием.
– Я согласился (весьма опрометчиво, как вы скажете) и отчасти превратил это дело в какое-то подобие игры. Мы могли просто ворваться к Амплби и силой заставить его отдать бумаги: он бы не решился поднять публичный скандал. Но вместо этого мы решили спланировать идеальную кражу, чем я и занялся. В ней участвовали трое: Кэмпбелл, Рэнсом и я, и меня заинтересовал аспект алиби. Я должен был участвовать в самой краже, как и Рэнсом…
– Почему именно вы двое? – резко прервал его Эплби.
Какое-то мгновение Готт раздумывал над этим вопросом, показавшимся ему щекотливым. Затем он дружелюбно улыбнулся.
– Я должен был участвовать в ней, – ответил он, – поскольку сами обстоятельства требовали присутствия… человека с особым складом ума. Вы вскоре поймете, о чем я. А Рэнсом – просто потому, что я не собирался ввязываться в это довольно рискованное и бесспорно дурацкое предприятие ради него, пока он спокойно нежился бы в постели. Меня интересовало алиби. Во-первых, я учел, что Рэнсому оно не требовалось: для всех, кроме нас троих, он находился за тысячи километров отсюда. Однако нужно было составить алиби для меня и для Кэмпбелла, если бы он в этом деле участвовал. Как я сказал, это было чем-то большим, нежели игра. Я не думал, что Амплби решится вызвать полицию по поводу кражи. И, прошу меня простить, я не предполагал, что полиция станет проверять наши алиби, если он это сделает. И тем не менее я попытался составить алиби как можно тщательнее.
– Экспериментальный подход к детективным романам, – пробормотал Эплби.
– Возможно, что и так. Вероятно, я разрабатывал алиби с оглядкой на свой литературный опыт. В любом случае вы знаете, что у меня получилось. В одиннадцать сорок пять Кэмпбелл, как вы угадали, должен был обернуться мной. Затем мне надлежало направиться прямиком в колледж и встретиться с Рэнсомом, который должен был разведать обстановку. Мы предполагали закончить «операцию» к двенадцати десяти. Затем мне предстояло выскользнуть за пределы Святого Антония и кружным путем дойти до переулка Святого Эрнульфа, куда Кэмпбеллу надлежало прибыть ровно в двенадцать двадцать. Предполагалось, что к этому времени Рэнсом успеет скрыться. Однако после ухода из апартаментов ректора следовало поднять шум, чтобы кражу тотчас обнаружили и зафиксировали время. Время, когда «предполагаемый» я в сопровождении помощников находился на некотором расстоянии от колледжа и когда Кэмпбелл не мог дойти до него пешком от сэра Теодора. Мы с Кэмпбеллом должны были «поменяться ипостасями» за углом переулка вне поля зрения помощников проктора. Через две-три минуты он бы вернулся к себе, а я бы просто прошел к главным воротам колледжа (сами понимаете, мне едва ли требовалось снова идти от переулка к турникету), где привратник впустил бы меня через добрых десять минут после обнаружения кражи.
Все это время Эплби внимательно слушал. Теперь он задал вопрос:
– Вы говорите, что Рэнсом должен был разведать обстановку до встречи с вами. Означает ли это, что он производил разведку внутри колледжа?
Готт кивнул.
– Вы подумали о новых ключах? Конечно, они едва не заставили нас изменить план. Так бы и случилось, но нам повезло. У Рэнсома всегда был ключ от калиток, и хотя мы знали, что делают новые ключи, но не ожидали, что их изготовят так скоро. Разумеется, особого значения это не имело: одного ключа было вполне достаточно. Но куда лучше нам с Рэнсомом иметь по ключу. Нам пришлось понервничать, когда во вторник утром ко мне внезапно явился Амплби, сказав о смене замков и вручив мне новый ключ. Если бы даже и сделали ключ для Рэнсома, он бы, разумеется, оставил его у себя.