Описание выходило достаточно подробным, и Эплби не почувствовал досады, когда ему не удалось получить более детальной картины по нескольким интересовавшим его временным меткам. Представлялось почти невероятным, насколько подробно в памяти прислуги запечатлелись обычные передвижения члена клуба несколько вечеров назад. Эплби был почти уверен, что напал на верный след. Погруженный в свои мысли, он вышел на Стоунгейт так же, как Кэмпбелл, и свернул налево на Лутон-роуд. Следующий визит предстоял к сэру Теодору Пику, а затем в расположенную по соседству «Зеленую лошадь». Именно эта топографическая раскладка и составляла основу нынешних перемещений Эплби. По карте города, взятой им у Додда, выходило, что «Зеленая лошадь» стояла почти впритык к дому именитого ученого. А «рекогносцировка» на месте, как он надеялся, окончательно все разъяснит.

Он не ошибся. Вход в «Зеленую лошадь» был через дворик. А сам дворик с одной стороны выходил на широкую улицу, а с другой – на тихую пригородную аллею. Ближайшим зданием был «Бервик Лодж», дом сэра Теодора. На какое-то мгновение Эплби представил, как это место выглядит в темноте. Затем он взбежал по ступенькам «Бервик Лоджа» и постучал в дверь.

II

В городе много уважаемых и почтенных людей, а в его пригородах живет множество ученых преклонного возраста. Этот факт не сразу бросается в глаза, поскольку, закончив преподавать в колледжах, они не разрывают своих связей с ними. Однако вон в той ничем не примечательной вилле девятнадцатого столетия обитает седобородый старец, помнящий выход в свет первого издания «Лукреция» Лахманна. Через дорогу, в доме с псевдотюдоровской облицовкой, живет историк, в свое время споривший с Гротом. Чуть дальше – еще один старик, которого в детстве гладил по головке сам великий Нибур… Более того, это поколение почтенных ученых мужей обладает одной особенностью. Они являются сыновьями и внуками ученых, которые, посвятив долгую жизнь распространению знаний человечества и около девяноста лет почувствовав первые признаки умственного одряхления, удалились от своего интеллектуального промысла под сень домашнего очага, предавшись радостям семейной жизни. Таким образом, получается, что человек, помнящий Лахманна, также помнит рассказы своего отца о Порсоне, а получивший благословение Нибура хранит в своей памяти забавные истории о Бентли, Хайнсии и Фоссе. Дальше связь поколений становится не такой прочной, пока не исчезает вместе с папой Львом Десятым и Эразмом Роттердамским в сумерках XV века. Такова традиция университетских знаменитостей. А из всех живущих знаменитостей сэр Теодор Пик являлся старейшим и почтеннейшим, наиболее погруженным в ученые премудрости и по праву осеняемым отблесками золотого века античных Греции и Рима.

Эплби обнаружил его в маленькой полутемной комнате, окруженного штабелями книг и рукописей. И спящего. Или то спящего, то просыпающегося, поскольку время от времени глаза этого почти бесплотного старца то открывались, то закрывались. Однако открывались они для того, чтобы расшифровать фрагмент из лежавшего на столе папируса. После дешифровки тонкая рука делала пометку, прежде чем глаза снова закрывались. Эплби показалось, что перед ним некий одушевленный символ учености.

Сэр Теодор наконец заметил его присутствие, но едва ли заметил в нем полицейского. Скорее всего, наш герой показался ему молодым ученым, только что с отличием окончившим университет и прибывшим за консультацией касательно темы дальнейших исследований. Сэра Теодора с большим трудом удалось увести от обсуждения Аристарховых текстов Гомера к рассмотрению часто упоминаемого субъекта по фамилии Кэмпбелл.

– Кэмпбелл, – твердо произнес Эплби. – Кэмпбелл из колледжа Святого Антония!

Сэр Теодор кивнул, а затем покачал головой.

– Способный, – пробормотал он, – способный, вне всякого сомнения. Однако нам едва ли интересна его сфера, не так ли? Амплби – единственный в Святом Антонии. Советую вам обратиться к Амплби. Как жаль, что он увлекся этими антропологическими фантазиями! Вам знакома его работа о Валерии Харпократии?

– Кэмпбелл… приходил… к вам… во вторник… вечером? – спросил Эплби.

– А вот вам следует всерьез заняться Харпократием, – продолжал сэр Теодор. – Он сохраняет, как вам известно, довольно обширные выдержки из аттических и эллинистических историков, из Андротиона, Фанодемия, Филохора и Истрия… Не говоря уж о таких историках, как Гекатей, Эфорий, а также Теопомпий, Анаксимен, Марсиас, Кратерий…

Эплби предпринял еще одну попытку.

– Да, – с нажимом произнес он. – Да, Харпократий. О Харпократии… Кэмпбелл… говорил… здесь… во вторник… вечером?

Лицо сэра Теодора выразило какое-то смутное удивление.

– Бог мой, нет, – ответил он. – Боюсь, что Кэмпбелл ничего об этом не знает. Он просто принес рукопись для журнала. Мы иногда выделяем немного места для подобных вещей. Пробыл здесь всего несколько минут. А теперь, если вам нужны рекомендации для работы за рубежом…

Сэр Теодор Пик был выдающимся ученым, но уж очень утомлял. Эплби почтительно откланялся и отправился в «Зеленую лошадь». Его посещение имело и другие цели, помимо служебных.

III

Эплби вернулся в свои апартаменты в колледже в половине девятого вечера. Его визит в «Зеленую лошадь» отнюдь не стал завершением изысканий. За ним последовали разговоры с удивленными и неуверенными служащими, телефонограммы старшему проктору и вице-канцлеру, недолгие беседы с похожими на боксеров людьми, сжимавшими в руках котелки… Однако вечер закончился прекрасным ужином с инспектором Доддом, и непринужденный разговор на отвлеченные темы продолжился бы, если бы добросовестному констеблю не пришлось срочно отбыть по делам службы. Дело о кражах вступало в решающую фазу. И вот Эплби, немного отдохнув, спешил уединиться в своих комнатах, чтобы тщательно обдумать то, что ему удалось разузнать за день. Однако, открыв дверь, он замер на пороге. Сидя у камина так же, как он сам ждал Поунолла тем утром, его ожидал мистер Джайлз Готт.

Восхищение Майка своим наставником было вполне понятно. Готт обладал весьма приятной внешностью. Когда он двигался, то делал это с изяществом, когда говорил, он очаровывал, когда говорил долго, он заинтересовывал. Но более всего – он обезоруживал. Казалось, он говорил всем: «Просто я человек более удачливый в жизни, более возвышенный, более физически крепкий и более талантливый, чем вы. Однако заметьте! Это вас ничуть не раздражает, напротив, вы в восхищении».

Мистер Готт легко поднялся навстречу хозяину. И ничего не сказал. Однако он посмотрел на Эплби с некой эксцентричной, притягательной фамильярностью, свойственной очень немногим, тем, кто может себя так вести без малейшего намека на грубость или дерзость. В его случае она почти что завораживала.

Эплби не видел никакой причины менять предложенные правила игры. Не говоря ни слова, он уселся по другую сторону камина и набил трубку. Когда он заговорил, его первая реплика выглядела тщательно обдуманной, дабы соответствовать несколько странным обстоятельствам встречи.