Бывшая кухарка была из Австрии, звали ее Мария Пфайфер. Толстуха каких мало.
– Вы были кухаркой у миссис Уотерхаус? – спросил коронер.
– Я превосходный кухарка, – ответила свидетельница невпопад, сияя улыбкой.
– Простите, не понял?
– Я превосходный кухарка. Ну, отчен хороший. Wiener Schnitzel… Apfel Torte… Bratkatoffeln [21] . О… – Она поцеловала свои пухлые пальцы.
– Хм… вы понимаете по-английски?
– Я превосходно понимать и говорить. И я превосходный кухарка, – пояснила свидетельница.
– Да, – раздраженно буркнул коронер. – Скажите, вы работали кухаркой в их доме в то время, когда заболел мистер Уотерхаус?
Круглое румяное лицо женщины помрачнело.
– Это не из-за меня он заболеть. Я прекрасный кухарка.
– Нет-нет, конечно, не из-за вас. А потом вас уволили?
– Что? – возмутилась женщина. – Уволить? Я сам ушел. Не могу жить в одном доме с юден. – Последнее слово она произнесла с нажимом.
– Что вы сказали? – Коронер с недоумением посмотрел на помощника, а тот с не меньшим на него.
– Митци Бергман. Она юден… ну, еврей по-вашему. А я наци. Австрийский наци.
– Да, но при чем тут…
– Притчард, она тоже юден. А я не могу находиться рядом с юден.
– Что вы тут плетете? – наконец возмутился коронер. – Вас уволили, когда мистер Уотерхаус заболел?
– Я сказал мадам, что не могу находиться рядом с юден, – торжественно объявила свидетельница. – И вытолкала ее из кухни. Я прекрасный кухарка. – Она оглядела зал, ожидая аплодисментов.
Коронер попытался зайти с другой стороны:
– Пожалуйста, слушайте меня внимательно. Вы уверены, что в тот день, когда мистер Уотерхаус заболел, вся еда… – он замялся, – как бы это сказать… ну, была доброкачественной?
Свидетельница надолго задумалась. Затем просияла.
– Я готовить отчшен хорошо. Я прекрасный кухарка. Wiener Schnitzel… Apfel Torte… Bratkatoffeln. О…
Коронер вытер лоб.
– Вы видели тарелки, которые вернули после обеда на кухню?
– Видел.
– Вы могли бы сказать, что какое-то блюдо отведал только один человек?
– Толко один тшеловек? – Свидетельница задумалась. Затем снова просияла. – Я толко один тшеловек. Я ем все, что приносят обратно из столовой. – Затем она вообще перешла на немецкий, видимо, решив, что хватит. – Ja wohl. Ich esse alles was aus Speizimmer zuruck kommt. Ich esse viel. Sehr viel. Kollosal! Grossartig! Ach! [22]
Коронер сдался.
– Я понял так, – объяснил он присяжным, – что свидетельница доедает все, что приносят на кухню обратно из столовой. А раз она жива и здорова, то в день, когда мистер Уотерхаус заболел, мышьяк в пищу попасть не мог. – Он посмотрел на кухарку, решив сделать еще попытку. – А в тот день, когда мистер Уотерхаус заболел, вы тоже все доедали?
Она радостно улыбнулась:
– Да. Я прекрасный кухарка.
Коронер махнул рукой:
– Довольно.
Глен наклонился ко мне.
– Интересный случай задержки развития. Она остановилась на возрасте восемь лет. Может быть, семь.
С другой стороны Френсис прошептала:
– Врет все эта тварь. Она ничего не может толком приготовить. Анджела с ней ужасно мучилась.
– Зато на аппетит не жалуется, – прошептал я в ответ.
Коронер опять посовещался со своим окружением, после чего кивнул мистеру Беллью.
– Скажите, – мягко произнес адвокат, обращаясь к свидетельнице, – в то утро, когда миссис Уотерхаус вас уволила, она появлялась на кухне?
Кухарка растерянно посмотрела на коронера.
– Я не понимать.
– С разрешения суда я повторю вопрос по-немецки, – учтиво произнес мистер Беллью.
Кухарка быстро ему ответила. Он задал еще вопрос и опять получил быстрый ответ.
– Так нельзя, мистер Беллью, – раздраженно проговорил коронер. – Это не по правилам. Нужно приглашать переводчика.
– Все в порядке, – успокоил его адвокат. – Мне уже все ясно. Свидетельница сказала, что в то утро, когда мистер Уотерхаус заболел, его супруга пришла на кухню, чтобы лично приготовить лимонный бисквит. – Он посмотрел на кухарку. – Для кого она это готовила?
– Для себя, naturlich [23] , – ответила кухарка.
– Для себя, значит? А теперь скажите нам, Мария, вам нравилась миссис Уотерхаус? Вы считали ее liebe Dame [24] ?
– Gar nicht! [25] – выкрикнула свидетельница, побагровев. – Он не был хороший леди. Он был плохой леди.
– А почему для вас миссис Уотерхаус была плохой? – вкрадчиво спросил мистер Беллью.
– Он говорил, что я не могу готовить. Я! Он сказал, что я должен уйти. Я вытолкал ее из кухни. Она юден. А я прекрасный кухарка.
– Спасибо. А остатки лимонного бисквита, когда их принесли из столовой, вы съели?
– Нет-нет. Я не ел. Это Притчард, она съел. Притчард очень жадный, как все юден.
Коронер махнул кухарке уходить.
– Я полагаю, нам следует вернуть мисс Притчард, чтобы она прояснила нам этот вопрос. Мисс Притчард! Пожалуйста, займите место свидетеля. Вы подавали в тот день лимонный бисквит, о котором идет речь?
– Да, – ответила горничная, быстро дыша.
– Что-то от него осталось?
– Довольно много осталось, сэр.
– Понятно. И вы доели его на кухне?
– Ничего я не доедала. Это ложь, сэр. Все съела Мария, она ничего после себя не оставляет. Ест все подряд, как только влазит?! Никогда в жизни не видела такой жадности. Она называет меня еврейкой, но это ложь. Я…
– Мисс Притчард, – быстро вмешался адвокат, – вы можете нам сказать, кто ел этот лимонный бисквит и сколько?
– Почти все съел мистер Уотерхаус, сэр. Это его любимое блюдо. Он любил повторять, что никто не может приготовить лимонный бисквит лучше, чем миссис Уотерхаус. А она к нему не прикоснулась. Ей он не нравился.
– А мисс Бергман?
– Нет, она ушла из-за стола рано.