Микулка слушал краем уха волхва и князя, понимал из сказанного едва половину и все усилия бросил на поглощение еды. Лопал так, словно неделю с голодухи пух, аж за ушами трещало. На питье решил не налегать, поскольку из под стола изрядно воняло и лежать там вперемешку со знатными воями ему не хотелось. Потому попивал он некрепкий ол и налегал на печеное мясо и овощи. Рыба как-то уже не лезла, ее сколько не ешь, а только живот набивать, сытости от нее прибавляется медленно. Другое дело мясо… Паренек ухватил из блюда чью-то подгорелую с одного боку ногу и впился в нее зубами. Мясные волокна поддались с приятным тугим усилем и рот наполнился еще горячим жирным соком. Хорошо… Вот так в люди и выбиваются. Помахал мечом полдня, теперь целый день брюхо набивать можно.

Зудул сквознячок, видать кроме окон и дверь открыли. Микулка повернулся и в неясном свете факелов да жаровен разглядел Извека, бредущего к голове стола на нестойких от хмеля ногах.

– Эй, Микула! – щурясь в полумрак позвал он. – Тебя тут какой-то старик кличет. Старый как Рипейские горы, еле на ногах держится. Поспеши, а то не ровен час помрет, тебя не дождавшись.

Микулка перекинул ноги через лавку и прошел вдоль стола.

– Какой старик? Откуда он знает, что я тут?

– Да он кажет, что ты его с приморской веси должен знать. – пожал плечами Извек. – Так и сказал, покличь, говорит, того Микулку, который с полудня пришел.

Паренек поправил перевязь с мечом и направился к выходу, а десятник поспешил занять его место.

6.

Луна медленно подбиралась к верхней точке своего небесного пути, заливая мертвенным серебром город, темнеющий лес, бегущую за воротами реку и гостинец уходящий на север. Микулка разглядел в этом свете сгорбленного старика, стоящего в самых воротах, весь он был какой-то сумрачно-темный, даже как-то по неприятному злой. Паренек напрягся от неприятного предчувствия, но шаг не сбавил – негоже витязю бояться еле живого старца. Да только предчувствие не отпускало, он уже видывал старика, которого и десять молодых степняков одолеть не смогли бы. Когда паренек подошел к воротам поближе, ему показалось, что у ног старика мелькнули две зыбкие тени, но уже в следующий миг ничего не было, только трепыхались лохмотья стариковой одежды – балахона с капюшоном, скрывавшим лицо.

– Гой еси, княжий прислужник! – скрипучим голосом каркнул старик. – Не узнал меня?

– Голос точно не знаком. – честно ответил Микулка, решив не реагировать на обидное слово – А обличье твое тьма скрывает…

– А может я и есть тьма? – сухтим шопотом спросил старик и сухо рассмеялся.

Паренек остановился как вкопаный и уже собирался попятиться назад когда прямо из загустевшей тьмы перед ним медленно возникло совершенно немыслимое чудовище и со злобным рыком ощерило клыки. Молодой витязь скосил взор и заметил, как за спиной неясная тень мелькнула голубоватыми искрами и превратилась в такое же кошмарное создание. Кладенец молчал. Микулка потянулся к рукояти и тут же отдернул руку, обожженую леденящим холодом.

Чудовища были размером со здоровенных псов и двигались тоже по собачьи, но вместо шерсти их тела покрывали шершавые костяные пластины а головы были защищены длинными и острыми как иглы шипами. Чудовищные псы двинулись вокруг паренька, постепенно приближаясь и не спуская с него взгляда мерцающих словно пламя костра глаз. От них повеяло жарким смрадом, с широких полуразверзнутых пастей капала светящаяся слизь. Двигались чудовища нарочито спокойно, но в их тощих телах чувствовалась невыразимая сила и скорость. Казалось, что если такая собака прыгнет, то размажется в глазах от жуткой скорости движения.

Нереальность происходящего была настолько вопиющей, что Микулка даже испугался не сразу, но когда до ума дошло то, что видели глаза, ноги тут же стали ватными под тяжестью ужаса. Злобные твари, словно выскочившие из подземного мира, выглядели неестественно и чуждо даже при свете луны. Упыри и русалки тоже навевали страх – нежить она и есть нежить, но они были частью этого мира, в отличии от сумеречных порождений тех мест, которые никогда не видели ни луны, ни солнца.

– Что, не по нраву пришлись тебе мои собачки? – глумливо спросил старик, словно сотканный из первозданной тьмы Хаоса. – Пойдем со мной, они тебя не тронут. Пойдем, говорю!

Паренек сделал шаг, почти ничего не соображая, потом еще и еще, а старик потихоньку попятился, не сводя с него того места, где у нормальных людей бывает лицо. А тут только тьма… Густая, казалось даже вязкая на ощупь.

Сзади явственно скрипнула дверь и псы навострили свои перепончатые, как крылья нетопыря, уши. Один из них глухо рыкнул и припал к земле в жуткой выжидающей стойке, почти касаясь мерцающим брюхом густой влажной травы. Мокрая поросль зашипела и изошлась паром, а когда тварь поползла к воротам, за ней остался неопрятный пожухлый след. Паренек обернулся и с ужасом разглядел Извека. Сердце екнуло, но старик остановил своего пса.

– Ты куда… На что тебе никчемный этот вой? Вышел, видать нужду справить… У нас поважнее дело есть, чем устраивать тут охоту.

Микулка прибавил шаг и с удовольствием понял, что десятнику ничего не грозит, вышел он и впрямь по нужде, паренька не приметил, в драку лезть не собирается.

У самой кромки леса в локте от земли покачивался на ветру огромный воздушный корабль. Но в отличии от Микулкиной ладьи, этот был совсем новый и богато украшенный. Да и побольше… Намного побольше.

– Ступай на корабль, чего стал как вкопанный! – грубо каркнул старик.

Псы перестали кружить и двинулись по сторонам, жутко подрагивая кончиками змееподобных хвостов.

Паренек не стал себя долго упрашивать, да и чудища заметно забеспокоились, то и дело щелкая по-жабьему плоским челюстями. Он уцепился за борт и в один прыжок перемахнул на палубу. Старик очертил пальцем в воздухе дугу и на землю спустилась короткая сходенка, он кряхтя поднялся на корабль и тем же путем заскочили наверх псы. Они уселись рядом друг с другом напротив Микулки и корабль, медленно покачаваясь, стал подниматься к пылающим звездам.

– Сиди смирно, – посоветовал старец. – Не то собачки мои того и гляди обидят тебя, я их остановить не успею.

Он жутковато хохотнул, открыл деревянный люк и кряхтя спустился куда-то вниз.

Наверху ветер окреп, заиграл волосами, но не зло, а скорее ласково, словно утешая попавшего в полон витязя. Каждый раз, когда ветер напоминал о себе таким мягким касанием, Микулка вспоминал Диву. Вот бы кто помочь смог! Он помнил, как быстро приходила на зов необычная девушка, но покликать ее сейчас мешала мужская гордость. Кладенец упорно молчал, а по спине веяло неземным холодом, словно преображенное волшбой оружие высасывало из мира все тепло, до которого могло дотянуться. Хорошо, что куртка толстая, а то бы уже давно спину застудил.

И тут в голову пареньку пришла мысль, каким образом можно все же воспользоваться своим грозным оружием. Надо рукоять обмотать тряпицей, тогда руки до волдырей и не застудятся. Вот только тряпицу где взять? Разве что плащ использовать…