«Это, должно быть, очередь на трамвай в город!» – подумалось ей.
Она подошла ближе, и сквозь шум пробился голос человека, что-то кричавшего в рупор.
София тронула за плечо женщину, которая стояла впереди.
– Простите, пожалуйста, это очередь на трамвай в центр?
Молодая женщина взволнованно мотнула головой. Она держала в руке флаер и протянула его Софии.
– Какой трамвай? Тут зверей из других эпох привезли! – возбужденно пояснила она. – Посмотрим на них, пока еще можно!
И рука в кружевной перчатке указала на объявление, которое было всего в нескольких шагах.
Возле рекламного щита стоял человек с рупором. Он был ниже среднего роста и носил небольшую острую бородку. Голова в очень высоком цилиндре казалась непропорционально маленькой. Человек размахивал тростью с серебряным набалдашником.
– Дикие люди! Чудовища! Твари, поражающие воображение! – выкрикивал он. Его щеки побагровели от усилия и жары. Он изъяснялся с акцентом уроженца Западных Пустошей: гласные в его речи звучали особенно гулко. – Диковины, добытые неустрашимым Симоном Эрлахом и выставленные здесь ради развлечения и просвещения зрителей!
Он тыкал рукой в сторону плотного бархатного занавеса, перекрывавшего вход в пакгауз у него за спиной. Слева от него сидела женщина еще меньше ростом, чем он сам. Она проворно считала деньги, выдавала и компостировала билеты, пропускала посетителей внутрь. Низкий лоб от напряжения пробороздили морщины.
– Постоянная выставка людей и зверей, отражающая все невообразимое разнообразие эпох! – выкрикивал коротышка, от усердия брызгая на слушателей слюной. – Каждый экземпляр выступает живым свидетельством удивительных и завораживающих обычаев своей эпохи! Спешите видеть, и вы забудете, в каком времени сами находитесь! – И кончиком трости он стукнул по большой клетке, стоявшей от него справа. – Вот юный дикарь из Пустошей во всем блеске воинского облачения!.. Купите билет, и вам покажут еще более свирепых обитателей Пустошей! Кентавры, русалки, хвостатые дети! Не упускайте шанса, пока это еще возможно!..
София не отрываясь смотрела на клетку, начисто забыв обо всем прочем. За решеткой стоял мальчишка, по виду чуть старше ее, его наряд с головы до ног состоял из перьев. В пареньке с первого взгляда можно было узнать выходца из иной эпохи. Цветные перья были так искусно вплетены в его волосы, что казалось, росли прямо из головы. Руки и ноги покрывала многоцветная боевая раскраска. На бедрах колыхалась юбочка из перьев, с плеча свисал пустой колчан… Столь экзотический вид, вероятно, когда-то в самом деле производил впечатление, но теперь перья были большей частью поломаны и измяты. Юный воин показался Софии прекрасной птицей, пойманной в воздухе, брошенной наземь и запертой в клетку.
Впрочем, ее внимание привлекла не только его красота. Все дело было в выражении лица. Мальчишку сунули в клетку, выставили на всеобщее обозрение… а он смотрел на толпу так, словно всех этих людей привели сюда для его забавы. Уголки рта кривились в легкой усмешке, безмятежный взгляд превращал клетку в подобие пьедестала. Парень хранил непоколебимое достоинство – и был воистину великолепен. София не могла отвести от него взгляда. Она вновь потеряла счет времени, но… ничего подобного с нею до сих пор не бывало.
– Уверяю вас, леди и джентльмены, – продолжал свое коротышка, – в Эпохальном цирке Эрлаха вы увидите даже битвы этих свирепых существ! И прошу вас учесть, что после сегодняшнего парламентского решения вам осталось наслаждаться чудесами иных эпох всего несколько дней! Используйте свой шанс, пока еще не поздно!
Выкрикнув это, он сунул трость между прутьями клетки и ткнул ею пернатого паренька.
Тот посмотрел на нее – и выхватил с такой легкостью, словно перышко в своем наряде поправлял. Потом швырнул обратно владельцу и, тотчас потеряв к трости интерес, вновь уставился на толпу. Зазывала взахлеб перечислял чудеса Эрлаха… София же заметила устремленный на нее взор пленника. Вот он поднял руки, взялся за прутья… Софии показалось, будто он прочел ее мысли и был готов вот-вот с нею заговорить. Она почувствовала, что краснеет, но взгляда отвести не могла. Она и с места сдвинуться была не в силах – да, собственно, и не хотела.
– Эй, милочка! – с трудом пробился к ней чей-то голос. Ее трясла за плечо та молодая женщина из очереди. – Ты ведь, кажется, спрашивала трамвай в город? Беги, дорогая, вон он идет!
София с трудом оторвала глаза от юного дикаря. Да, трамвай в самом деле подходил к остановке. Если она поторопится, как раз успеет вскочить в вагон. София еще раз покосилась на пленника. Тот продолжал все так же сосредоточенно смотреть на нее…
Она побежала на остановку.
Кто может знать, позволено ли нам
Растрачивать дар речи благородный?
К каким безвестным ныне берегам
Прибудет наш глагол, к каким народам?
Облагородит ли на Западе миры,
Что в хаос погрузились до поры?
Сэмюел Дэниел. Музофил. 1599 год
София жила у Шадрака в южном районе Бостона, в доме тридцать четыре по улице Ист-Эндинг. Это был крепкий кирпичный особнячок, выстроенный прадедом Софии. Белые ставни, разросшийся плющ и кованая железная сова, не слишком заметная над входной дверью, – дом как дом на тихой улице, ничем особо не выделявшийся среди других. Правда, здесь на красной двери имелась небольшая, хвойно-зеленого цвета вывеска, гласившая: «Шадрак Элли, картолог». Правду сказать, большого смысла в ней не было, ведь всякий, кому мог понадобиться Шадрак, и без того совершенно точно знал, где его искать. Более того, любому заинтересованному лицу было известно, что скромная надпись «картолог» в очень малой степени отражала действительный охват его деятельности. Шадрак был еще и географом, историком, исследователем. Профессором в университете и частным консультантом, работавшим с учеными и правительственными чиновниками. Словом, всякий, кому требовалось мнение эксперта по истории и географии Нового мира, безошибочно находил дорогу к двери Шадрака.
К нему шли просто потому, что он считался лучшим. В то время как бóльшая часть мира была на картах сплошным белым пятном и мало кто имел представление более чем об одной-двух эпохах, Шадрак являлся настоящим кладезем знаний. Несмотря на его молодость, никто не мог с ним равняться ни в научной эрудиции, ни в искусстве составления карт. Он свободно владел историей всех известных материков и разбирался в картах каждой цивилизации, разведанной исследователями Нового Запада, а самое главное – сам превосходно чертил. Поговаривали, что его учитель, великий мастер, расплакался от изумления и восторга, когда юный Шадрак Элли представил свою первую полную карту Нового мира. Точность в его работах сочеталась с художественным изяществом, но этого может добиться и любой ремесленник-рисовальщик; Шадрака же выделяли среди прочих именно его бездонные знания.