— Ой, да ну что ты, Алеард… Не проказничай. Гляди, заяц от твоих комплиментов расцвёл, словно полевой мак!
Конлет хрюкнул, закрывая лицо ладонью. Плечи его тряслись.
— Честное слово, ребят… Вы меня и правда смутили!
Кристиан довольно фыркнул.
— Так тебе и надо! Это чтобы ты нос раньше времени не вешал.
— Он-то не вешает, — многозначительно сказал Алеард. — У него хвост трубой и перышки начищены! Конлет, я у тебя, домой вернёмся, поучусь, как надо опрятно выглядеть. Мы с Крисом — два свина: чумазые, помятые, а ты ну просто как песком начищенный. Я не понимаю, как тебе это удаётся?
— Он умывается, — ответил Кристиан, состроив глупую гримасу. — В отличие от нас. Ты когда последний раз умывался?
— Не помню, — честно сказал Алеард, и они расхохотались.
Кристиан и правда стал ворчливее. Его беспокоила нога, спина всё время ныла, он чесался от впитавшейся в кожу пыли и вспыхивал из-за каждой мелочи. Он хотел одного — найти способ выбраться из Пропасти. К сожалению, размышлять ему не давали боль и раздражение. Он заикнулся было о том, чтобы Алеард попробовал выбраться из Пропасти самостоятельно, но тот так рявкнул на него, что штурман предпочёл больше не говорить на эту тему. Спорить с Алеардом было бесполезно, Кристиан это прекрасно знал. Обычно друг внимательно и с уважением выслушивал собеседника, но всё равно поступал по-своему. Ещё ни разу он не сделал что-то не так, ни разу никого не подвёл. Ему можно было доверять, и всё равно Кристиан хотел, чтобы он оставил их здесь.
Он бесил самого себя, ужасался тому, в какого вредного засранца превратился, каким нервным, жутким придурком он, оказывается, может быть! Когда он, хмуро усмехнувшись, поведал о своих мыслях товарищам, Алеард неожиданно расхохотался.
— Тебе только кажется, что ты такой, Крис, — сказал он, сжимая его плечо. — На самом деле ты абсолютно нормальный, только немного усталый и покоцанный. Я тоже не подарок, согласись. В Пропасть попали три барана, что же с этим поделаешь? Нам придётся смириться и жить дальше.
— Спасибо, — хрипло рассмеялся Кристиан. — Спасибо, Алеард. Знаешь, ты немного поднял мне настроение. Может, расскажешь нам с Конлетом одну из своих сказок?
— Или спою колыбельную, — фыркнул Алеард. — Про сонные колокольчики.
Конлет уже вовсю смеялся.
— Только не её! — Кристиан замахал руками, вытаращив глаза. — Лучше про белый домик под звёздами.
— А я знаю про рыжего котёнка, который познакомился со сверчком, — сказал техник, широко улыбаясь.
— Вот-вот, — обрадовался Алеард. — Ты нам и спой, а мы послушаем.
— Я не умею петь, — ухмыльнулся Конлет. — Я могу только подпевать.
— Ну, тогда вы сами напросились! — сказал Кристиан и заунывно начал:
Светит луна в окошк-о-о-о,
Гуляет по крыше кошка-а-а,
Стрекочет под полом сверчо-о-ок,
Ложись, мой родной, на бочок!..
— Ладошку положишь под ушко! — вдруг заголосил Конлет. — Задремлешь на мягкой подушке!..
— Увидишь прекрасные сны. Спи, мой лапуля, усни, — допел Алеард дурным басом, и лицо у него при этом было многообещающе зловещее. Все трое подавились от смеха.
Им необходимо было не переставать жить. Смеяться, разговаривать, помнить. Пропасть не просто вбирала их в себя, она заставляла бояться. Молчи — и будешь жить, — говорили страшные чёрные здания. — Молчи, и я пощажу тебя! — вторила им темнота.
— Так ты будешь петь своему сыну, Конлет, — сказал Кристиан.
— Откуда это он у меня возьмётся? — удивился парень.
— Алеард, а заяц-то неуч! Не знает, откуда дети берутся, прикинь!
— Ну, так ты расскажи мне, — рассмеялся Конлет.
— Я тебе опишу общий план действий, — ответил штурман, и Алеард весело фыркнул. — Значит, перво-наперво надо найти девушку.
— В смысле не для подружить, — вставил Алеард.
— В смысле да. Находишь её, значит…
— Мне уже очень-очень интересно, — смешно заморгал Конлет. — Что дальше?
— Дальше вы общаетесь или просто чувствуетесь, ну а потом влюбляетесь…
— Как всё у тебя легко получается! — восхитился Алеард.
— Я вообще лёгкий, и родился легко. Ну вы слушайте дальше, вам это обоим пригодится в жизни…
Алеард и Конлет захохотали.
— Собственно, главное уже сделано: девушка есть, вы оба влюблены… тыры-пыры… Ну и всё.
— Что всё? — не понял Конлет.
Алеард утёр глаза. Он больше не мог смеяться.
— Всё, попал ты, друг. Ушёл в иные измерения вместе с ней. Улетел, так сказать. К звёздам и дальше.
— Чего? — хмыкнул Конлет.
— Чего-чего! — рассмеялся Кристиан. — Подкалываю я тебя. Мне ли рассказывать об этом? Лучше пусть Алеард нам с тобой расскажет. Он-то всё про такие дела знает. — И он подмигнул другу.
— О таком не расскажешь, — сказал Алеард, посмотрев себе под ноги. Он редко опускал глаза.
Конлет поднял брови, поглядел на одного, потом на другого. Кристиан хлопнул его по плечу:
— Любовь — это жизнь. Дети — это любовь. Без любви нет жизни.
— Да, — кивнул Алеард. — Хорошо говоришь, Крис.
— Мы, ребят, выберемся. Я нутром чую! — уверенно сказал штурман. — Единственное, что меня беспокоит, это…
— Время, — сказал Алеард.
— Да. Наше время. А у Конлета непременно первым родится сын.
— Хах! — вырвалось у техника. — Мне рано о детях думать. Я сам как дитя. Но раз уж речь о таком зашла, давайте договоримся…
Выслушав предложение Конлета, Алеард и Кристиан дружно расхохотались.
— Идёт! — и они обнялись.
После подобного разговора Кристиан тем более не верил, что всё закончится вот так и они сгниют здесь, чтобы потом превратится в три зловещих скелета. Пропасть могла пугать их сколько хочет, уговаривать, угрожать, просить. Её голос не проникал штурману в сердце, не мог добраться в потаённые страны его души. Алеард и Конлет были рядом, и Кристиан знал, как ценно каждое мгновение, проведённое с ними. Здесь. Сейчас. А для кого-то — вчера или завтра. Очередная попытка выбраться окончилась неудачей, и они с горя чудом убили одного из роботов. Умирал он странно — беззвучно, медленно, словно складывался в кубик. Они изучили эти квадратные останки самым внимательным образом, но ничего полезного не узнали.
— Чтобы я ещё раз… — сказал тогда Конлет, и они его поняли. Если Кристиана мучила неопределённость, то техника — чувство вины. А вот Алеарда, кажется, и то и другое. Кристиан знал, о чём друг думает, эти мысли виднелись в его глазах, делая их печальными и бесцветными, и тогда штурману хотелось ввязаться в драку. Да и куда ещё её денешь, эту тоску? Разве что перельёшь в силу. Только не будет эта сила благой, вот что плохо. Но Алеард сдерживался. Никто из них троих не заикался о том, чтобы сдаться. Даже смерть имеет свой предел, даже она с чем-то считается.