После моего энного возвращения она заявила, что с матрасом мне поможет.
– Ты не сможешь поднять его одна.
– Погоди. Мы что, будем трясти матрас на улице?
– Это рассадник клещей. Матрас для них как четырехзвездочный отель.
Возразить я не решилась. Поднять матрас, спуститься с ним на плече по лестнице и вынести на свежий воздух – это был настоящий путь на Голгофу. Но и это показалось пустяком по сравнению с последующими мучениями: вытряхивать его под недоуменными взглядами туристов и потом втаскивать наверх по узкой лестнице.
Когда нам удалось вновь водрузить его в спальне, Петронилла нанесла очередной удар:
– Ладно. А теперь твой матрас.
– Зачем? У меня же нет аллергии на клещей.
– Сама подумай. Между нашими кроватями какой-то метр. Для клеща такое расстояние просто пара пустяков.
Смирившись с неизбежным, я подняла свой матрас и начала спускаться, размышляя о том, что Христос не понимал своего везения, ему ведь пришлось проделать крестный путь всего лишь один раз. «Разве что я не тот самый Симон из Сирены», – подумала я. И засмеялась исподтишка, представив, что Христос обращается к Симону, как Петронилла ко мне: «Слушай, подсоби, а?»
Но оказалось, это еще не конец. Когда мы на улице с огромными усилиями трясли матрас, к нам приблизились двое полицейских, очевидно вызванные каким-нибудь бдительным соседом:
– Ну что тут у нас, кража со взломом среди бела дня? – поинтересовался один из них.
– Нет, уборку делаем, – тяжело дыша, ответила я.
– Ладно. Ваши документы.
Нам с большим трудом удалось их убедить в своей невиновности. Самым сложным было удержать Петрониллу, чтобы та не вступила с ними в перепалку, – мне удалось это сделать, прибегнув к самым смиренным и униженным интонациям, на какие я только была способна. Полицейские удалились, напоследок предупредив:
– Больше такого не делайте!
К счастью, они не услышали, как Петронилла ответила:
– Завтра утром опять начнем!
Зато я услышала.
– Ты это серьезно?
– Ну да! Клещи ведь живучие.
Я впала в такое глубочайшее уныние, что даже спуск на лыжах с горы перестал приносить удовольствие, – наверное, это от перспективы каждое утро вытряхивать на улице два матраса. Я чувствовала лишь подавленность и усталость.
За обедом Петронилла вздохнула:
– Осточертели лыжи!
– Уже?
– Наверное, из-за бессонницы. Может, придумаешь, как нам развеять скуку?
Идея у меня имелась. Я оставила Петрониллу наедине с горячим бутербродом с сыром и ветчиной, а сама устремилась в супермаркет. Там имелся только один сорт шампанского: «Пайпер Хайдсик». Я вернулась с двумя бутылками в рюкзаке. Когда подъемник доставил нас на вершину склона, я заявила подруге, что остаюсь здесь и пусть она присоединяется ко мне через полчаса. Как только она уехала, я зарыла обе бутылки в снег.
«Какое замечательное место! – думала я. – Не нужно никакого ведерка со льдом». Время ожидания я провела, размышляя о том, какое количество марочного шампанского можно было бы охладить на этих просторах. Японская поэзия права: нигде человек не проявляется так, как в созерцании пейзажа.
Вернулась Петронилла и заявила, что падает с ног от усталости.
Я достала одну бутылку. Вытаращив глаза от изумления, она отпустила типичное для нее замечание:
– Про бокалы ты, разумеется, не подумала.
Тогда я достала из снега вторую бутылку.
– Вот потому-то я купила две бутылки. Каждый выпьет свою.
– Элегантно, черт возьми!
– Смысл в том, чтобы кататься и пить одновременно. Спускаться на лыжах с бокалом в руке – это для Джеймса Бонда.
– Спускаться и пить? Ты ненормальная.
– Я практичная, – скромно ответила я. – Подготовимся к спуску, начнем пить прямо сейчас.
Мы откупорили бутылки. Выпив половину своей, Петронилла заявила, что спускаться на лыжах и одновременно пить шампанское – в этом что-то есть.
– Проблема в том, что у нас нет третьей руки, – сказала она.
– Я подумала и об этом, – ответила я. – Палка в правой руке, бутылка в левой.
– Да, но вторая палка тоже нужна!
– Я видела соревнования паралимпийцев по телевизору, однорукие спортсмены прекрасно управляются.
Аргументы я подготовила убойные. Они способны были убедить пьянчугу, которой только это и надо было.
Вторые палки оказались прицеплены к рюкзаку, а их место заняли бутылки «Пайпер Хайдсика».
– А это не противозаконно? – снова спросила Петронилла.
– То, чего никто никогда не делал, не может быть ни законно, ни противозаконно! – отрезала я.
Она устремилась вперед первой. Я никогда не видела, чтобы на лыжах летели так бесстрашно. Я бросилась за ней, чтобы догнать. Впечатление было потрясающее: как будто сопротивление воздуха и снега свелось к минимуму. Время тоже изменилось, – казалось, это молниеносное исступление длится тысячу лет.
– Черт побери! – воскликнула я, оказавшись рядом с ней.
Мы обе хлебнули золотой жидкости.
– Да, – подхватила Петронилла. – Жалко, что нельзя подкрепляться прямо в полете.
– Может, это и не нужно.
– Слушай, но мы же решили пить, спускаясь с горы?
– Не обязательно же добиваться абсолютной синхронности. Это как кофе и сигареты: здорово курить и пить, но дым и напиток не могут находиться во рту одновременно.
– Твое сравнение никуда не годится.
– Когда пьешь шампанское, приходится запрокидывать голову, – в этот момент ты не видишь трассы. Это может быть очень опасно.
– А если пить быстро?
– А вот это жаль.
– Да ладно, и потом, это же не «Дом Периньон».
Я вытаращила глаза, не ожидала от нее такого снобизма. Она воспользовалась моим замешательством, чтобы вновь устремиться вниз по склону. Увидев, что она на полной скорости подняла руку и запрокинула голову, я затаила дыхание от ужаса. Она поднесла бутылку к губам, и это мгновение показалось мне вечностью. «Подумать только, а ведь это я подала ей эту блестящую мысль!» – укоряла я себя.
Но Бог хранит пьяных лыжников: она нисколько не пострадала. Остановившись, она посмотрела на меня и с торжествующим видом вскинула руки.
Протрезвев от страха, я подъехала к ней.
– Не хочешь, как я?
– Нет, – ответила я. – И тебя прошу больше не повторять свой подвиг. Не хочу, чтобы на моей совести была твоя смерть, или чья-нибудь еще.