Дрейк, отвесив низкий поклон, звучным, как труба, голосом заявил, что хочет представить капитанов и офицеров торгового флота, и приступил к делу.
Первым он представил соседа Кросби Оливера Трессилиана Пенарроу, единокровного брата Лайонела Трессилиана, чьи частые визиты в поместье Тревеньон так беспокоили Кросби. Но тщетно было бы искать между ними сходство. Лайонел – бледный и жеманный, сладкоречивый, как женщина, а Оливер – рослый, смуглый, решительный, воплощение мужского начала. Он был сдержан, держался гордо, почти надменно; по тому, как неторопливо, с каким достоинством он выступил вперед, можно было судить, что он рожден для власти. Хоть Оливер был еще молод, его подвиги сулили ему славу. Морскому делу его обучал Фробишер. Оливер пришел на помощь Дрейку на своем прекрасно оснащенном капере. Андалузский флагман был захвачен во многом благодаря его смелости и находчивости. Это событие в самом начале сражения сильно поддержало боевой дух англичан.
Когда Оливер встал на колено у скамеечки для ног, темные близорукие глаза королевы глянули на него с нескрываемым восхищением.
Сверкнула шпага и резко опустилась ему на плечо.
– Такие люди, как вы, сэр Оливер, рождены, чтобы охранять эту страну, – сказала королева, посвящая его в рыцари.
Никто не позавидовал оказанной ему чести. Сэру Оливеру предсказывали великое будущее, но кто предвидел, что из-за людской злобы, неверности жены и, наконец, угроз инквизиции он завоюет предсказанную ему славу под знаменем ислама? Став мусульманским корсаром, он обернулся ревностным гонителем христианства. Но в тот день, когда сэр Оливер поднялся с колен после оказанной ему высокой чести, никому и в голову не пришло, что готовит ему судьба.
Затем королеве были представлены другие приватиры – сначала капитаны каперов, а потом и офицеры, честно исполнившие свой долг. И первым из них сэр Фрэнсис представил Джерваса Кросби.
Рослый и гибкий Джервас выступил вперед. На нем был – стараниями Киллигрю – прекрасный темно-красный камзол из бархата, бархатные штаны до колен, отделанные рюшем, модные туфли с розетками, короткий, на итальянский манер, плащ. Узкий плоеный жесткий воротник подчеркивал его мужественность. Юношеское безбородое лицо не сообразовывалось со свершенным Кросби подвигом, но с тех пор, как Маргарет выразила неприязнь к бороде почти год тому назад, он тщательно сбривал каждый волосок.
Взгляд королевы, взиравшей на приближавшегося к ней юношу, казалось, немного смягчился, и это был не единственный восхищенный женский взгляд; многие фрейлины проявили к нему большой интерес.
Кросби опустился на колени и поцеловал руку королеве, и она с некоторым недоумением глянула на коротко остриженные каштановые волосы на затылке. Поцеловав ее прекрасную руку, Кросби тут же поднялся.
– Что за спешка! – произнесла королева сердитым голосом. – На колени, на колени, мой мальчик! Кто повелел вам подняться?
Сообразив, что проявил оплошность, Кросби покраснел до корней волос и снова опустился на колени.
– Это он провел полубаркас среди испанских кораблей у Кале? – спросила королева у Дрейка.
– Он самый, ваше величество.
Королева посмотрела на Джерваса.
– Боже правый, да он же совсем ребенок!
– Он старше, чем выглядит, но для таких подвигов и впрямь слишком молод.
– Это верно, – согласилась королева. – Ей-богу, верно.
Кросби чувствовал себя очень неловко и от всего сердца желал, чтобы тяжкое испытание поскорее закончилось. Но королева не торопилась отпускать его. Юношеское обаяние придавало ему еще больше геройства в глазах женщины, трогало ее истинно женскую душу.
– Вы совершили самый замечательный подвиг, – молвила королева и добавила уже ворчливым тоном: – Мальчик мой, извольте смотреть мне в лицо, когда я с вами разговариваю.
Подозреваю, что королеве хотелось узнать, какого цвета у него глаза.
– Это был поистине геройский поступок, – продолжала королева, – а сегодня мне поведали о чудесах храбрости. Вы согласны, сэр? – обратилась она к Дрейку.
– Он учился морскому делу у меня, мадам, – ответил сэр Фрэнсис, что следовало понимать так: «Что еще можно ждать от ученика, прошедшего мою школу?»
– Такое мужество заслуживает особого знака внимания и награды, которая вдохновила бы на подвиги других.
И совершенно неожиданно для Кросби, не помышлявшего о награде, меч плашмя опустился ему на плечо, а приказ встать был дан в таких выражениях, что он наконец понял: преклонившему колени перед королевой не следует проявлять излишней торопливости.
Поднявшись, Джервас удивился, что не заметил ранее поразительной красоты королевы, хоть при первом взгляде на нее ему захотелось смеяться. Как же он обманулся!
– Благослови вас Бог, ваше величество! – упоенно выпалил он.
Королева улыбнулась, и грустные морщинки залегли вокруг ее стареющих, ярко накрашенных губ. Она была необычайно милостива в тот день.
– Он уже щедро благословил меня, юноша, даровав мне таких подданных.
После представления Джервас смешался с толпой, а потом ушел вместе с Оливером Трессилианом, предложившим доставить его в Фал на своем судне. Джервас жаждал вернуться домой как можно скорее, чтобы ошеломить девушку, которую он в своих мечтах видел на королевском приеме, невероятной вестью о потрясающем успехе. Дрейк своей властью позволил ему пропустить благодарственную службу в соборе Святого Павла, и утром он отбыл вместе с Трессилианом. Сэр Джон Киллигрю, который последние десять дней провел в Лондоне, отплыл вместе с ними. От былой вражды между семействами Киллигрю и Трессилиан не осталось и следа. Более того, сэра Джона окрылили успехи юного родственника.
– У тебя будет свой корабль, мой мальчик, даже если мне придется продать ферму, чтобы его оснастить, – пообещал он Джервасу. – А прошу я, – добавил сэр Киллигрю, при всей своей щедрости не забывавший собственной выгоды, – одну четверть дохода от твоей будущей морской торговли.
В том, что морская торговля будет развиваться, никто не сомневался, считалось даже, что она будет куда более прибыльной, поскольку могущество Испании на морях сильно подорвано. Об этом в основном и шел разговор на корабле сэра Оливера «Роза Мира» по пути в Фал. Полагали, что он назвал свой корабль в честь Розамунд Годолфин, своей любимой девушки, заключив – я думаю, ошибочно, – что это сокращение от «Rosa Mundi» [58] .
В последний день августа «Роза мира» обогнула мыс Зоза и бросила якорь в Гаррике.
Сэр Джон и его родственник распрощались с Трессилианом, добрались до Смидика, а потом поднялись в гору, на свой величавый Арвенак, откуда в ясный день открывался вид на Лизард, отстоявший на пятнадцать миль от Арвенака.
Не успев приехать в Арвенак, Джервас тут же его покинул. Он даже не остался обедать, хотя время было позднее. Теперь, когда Трессилиан вернулся домой, новости о последних событиях в Лондоне могли в любой момент достичь поместья Тревеньон, и тогда Джервас лишился бы удовольствия самому подробно описать Маргарет свой триумф. Киллигрю, прекрасно понимая, чем вызвана эта спешка, подтрунивал над ним, но отпустил его с миром и сел обедать один.