– Нейтралитет? Вернуть?
– Нейтралитет. Против Фраера… Я говорил с «кумом», он мне все рассказал. И про то, как ты за меня подписался… И про подставу… Ты знаешь, кто меня подставил, и знаешь, кто подставил тебя.
– Знаю.
– И что нам теперь делать?
– Резонный вопрос.
– Меня бы больше устроил резонный ответ.
– Я не знаю, что делать.
– Зачем ты подписался за меня?
– Я разговаривал с Никиткиным. Он дал понять, что ты уже не жилец…
– Ты боялся остаться с ним один на один? – догадался Лукомор.
– Ну, не то чтобы боялся…
– У Фраера все козыря.
– А у меня одни «шестерки», – усмехнулся Одинцов.
– Это ты о своих операх?
– Почему об операх?
– А почему ты здесь?
– Мои опера работают.
– И много наработали?
– Татарина нашли.
– Кто такой Татарин?
– Человек Фраера. Он в Кустарева стрелял. Стрелял он, а вину свалили на Туманова и Еремеева.
– Так это же чистой воды подстава! – Лукомор пытался, но не мог сдержать эмоции.
– А ты не знал!
– Главное, чтобы ты знал! – не на шутку разволновался вор.
– Я знаю.
– Штриха ты расколол! Почему Татарина расколоть не можешь?
– Убили его. Чтобы мы его не раскололи, убили.
– Кто?
– Люди Никиткина.
– Найди этих людей!
– Нашел, – кивнул Одинцов.
– И что? – Лукомор не просто смотрел на него, а пожирал глазами.
– Расколоть не можем.
– Ты не можешь?
– Как я могу кого-то расколоть, если я здесь?
– А они где?
– Один в морге, трое под следствием.
– Трое?
– Один из них может показать на Никиткина.
– А ты здесь?
– А я здесь. К тому же вины за ним особой нет, так, ствол незаконный и липовая «ксива», за это особо не ухватишь. А ему легче срок малый отсидеть, чем Никиткина сдать.
– Он здесь, в СИЗО?
– В СИЗО, но не здесь.
– Сюда его надо! – загорелся Лукомор.
– Не в моей власти.
– Я из него всю душу! – Вор поднял руки и сжал кулаки.
– Я не против… – усмехнулся Одинцов. – Я даже за… Он бывший мент, его сюда, ко мне загонят… Если договориться…
– И что ты ему здесь сделаешь? Допрос устроишь? Этого мало. Тут реальный разбор нужен, братва постанову должна дать. А какая у тебя здесь братва? Чушье какое-то! – Лукомор презрительно скривился, глянув на дверь.
– Ну, можно и в общую камеру сплавить… Только сначала договориться надо.
– Так в чем же дело?
– Это непросто. Даже в обычной ситуации очень непросто, а у меня ситуация, сам видишь, какая. И еще Никиткин руку на пульсе держит. И палец на курке… Ты думаешь, почему меня сюда загнали?
– Да знаю, «кум» говорил, Фраер стравить нас хочет… Он реально руку на пульсе держит… Обрубать ему клешни надо… Здесь их ему и обрубим…
Одинцов хмуро кивнул. Он к вору в друзья записываться не собирался, но в союз с ним вступить обязан. Сейчас у них одна цель – свалить Никиткина. Ну а мирное существование в будущем – почему нет?..
Юля вышла из машины и с высоко поднятой головой направилась к больничному корпусу. Она не разглядывала проходящих мимо мужчин, поэтому и Гришу не заметила. Он даже хотел, чтобы она прошла, не заметив его, но все-таки окликнул ее.
Юля остановилась с таким видом, как будто услышала голос откуда-то из потустороннего мира.
– И что ты здесь делаешь? – спросила она, оторопело глядя на него.
– Погулять вышел. Сама видишь, какая нынче погода, – шутливым тоном проговорил он.
Гриша уже практически выздоровел, а у майора Одинцова – сплошной регресс. В СИЗО его перевели… А ведь судья мог изменить меру пресечения. Мог, но не изменил – как будто его сам Никиткин за бороду держал.
Фраер, похоже, всем сел на голову, никто и слушать Одинцова не хочет. Виноват, и точка… А если не хочешь в это верить, жди киллера. Такого же неуловимого киллера, который застрелил Гударева. Убийцу так и не нашли.
Областной УБОП по этому делу работает, след Лукомора ищут, а в сторону Никиткина даже не смотрят… Как будто сговорились все…
Ожогин пытается докопаться до истины, но не получается у него. Надо подключаться, вместе они обязательно что-нибудь придумают.
– Я не знаю, какая у вас там погода, товарищ старший лейтенант, а постельный режим никто не отменял.
– Постельный? С кем? – лукаво сощурился Кустарев.
– Ну, если есть желание, могу объяснить, – повеселела Юля.
– В палате?
– В палате!
– А может, дома?
– Ты серьезно? – задумалась она.
– Люди на фронт из госпиталей сбегали, а я всего лишь домой. В окопы постельного режима.
– Ты знаешь, мне нравится твое настроение, – заинтригованно кивнула Юля.
И в этот момент Гриша увидел гражданку Каштанову.
Откуда она взялась, он не понял, но увидел, как она разгоняется, направляясь к худосочному светловолосому мужчине в мятом белом пиджаке. Он стоял возле черного «Мондео» – в эффектной позе, игриво положив руку на открытую дверь, и Ирина Степановна перла на него как бык – с явным намерением забодать свою жертву.
А причина ее гнева стояла рядом с мужчиной – в виде женщины в голубенькой шапочке медсестры. Немолодая женщина, пухлая, полнощекая, с яркими живыми глазами. Но и мужчина был уже в годах.
Его «Форд» был припаркован через машину от Юлиного «Сузуки», и этим грех не воспользоваться.
– Реалити-шоу заказывали? – спросил Гриша, хватая ее за руку.
– Какое шоу? – не поняла она.
– Оно уже началось! Поэтому, пожалуйста, без разговоров! Машину открывай!
Каштанова была слишком увлечена своей целью, чтобы замечать кого-то. Светловолосый завороженно смотрел на нее и тоже не видел, что происходит вокруг.
– Ну и что это значит? – возмущенно взревела Ирина Степановна. Похоже, она собиралась схватить медсестру за волосы.
– Ира, неужели ты ничего не поняла? – стараясь сдерживать злость, сквозь зубы спросил мужчина.
Кустарев открыл правую заднюю дверь, по сиденью переместился к левому окошку, опустил его и услышал гневный голос: