– Петер! – раздался женский крик.
В свете пожара Хермия увидела женщину в голубом берете. Головоломка сложилась. Женщина следила за ней. В «бьюике» дожидался ее Петер Флемминг. Им не было нужды от станции идти за ней по пятам, они и так знали, куда она направляется, и прибыли в замок раньше. И что теперь?
Тут в глаза ей бросился маленький биплан, который катил по лужайке так, словно вот-вот взлетит. И вот женщина в голубом берете встала на одно колено, достала из сумки пистолет и прицелилась в самолет.
Что происходит? Если женщина в берете – соратница Петера Флемминга, тогда пилот биплана сражается на стороне сил добра… Не исключено даже, что это Харальд, уносящий ноги с пленкой в кармане…
Эту женщину надо остановить.
* * *
В свете пожара Харальд отчетливо видел, как фру Йесперсен целится в самолет.
Поделать он ничего не мог. «Шершень» несся прямо на нее, и если свернуть влево или вправо, добьешься только того, что подставишь ей бок. Харальд скрипнул зубами. Пули могут пробить крылья или фюзеляж, не причинив большого вреда, но могут попасть в мотор или систему управления, продырявить бак с горючим, убить его или Карен.
А потом он увидел еще одну женщину: с чемоданчиком в руке она со всех ног бежала по лужайке к той, что целилась, а добежав, с размаху треснула ее чемоданчиком по макушке.
– Хермия! – в изумлении вскричал он.
Фру Йесперсен свалилась на бок, выронив пистолет. Хермия, ударив ее еще раз, оружие подхватила.
И тут самолет проплыл над их головами, и стало ясно, что «шершень» уже в полете.
Харальд посмотрел вперед и понял, что они вот-вот врежутся в монастырскую колокольню.
Карен дернула рычаг влево, стукнув Харальда по колену. Набирая высоту, «шершень» вышел в вираж, но Харальд видел: поворачивать надо еще круче, или столкновения не избежать.
– Давай вправо! – взвизгнула Карен.
Он вспомнил, что тоже может рулить, с силой надавил на педаль и немедля почувствовал, что самолет пошел выше, но все-таки не сомневался, что правое крыло вот-вот чиркнет по кирпичной стене.
Все происходило невыносимо медлительно. Харальд приготовился к столкновению.
Крыло прошло в считанных сантиметрах от колокольни.
– Ух ты… – перевел дыхание Харальд.
Порывистый ветер бросал самолетик из стороны в сторону. Казалось, в любую минуту может швырнуть на землю. Однако Карен продолжала набирать высоту. Харальд стиснул зубы. Угол наклона составлял сто восемьдесят градусов. Наконец, уже высоко над замком, машина пошла ровней. Вспомнились слова Поуля Кирке насчет того, что у земли турбулентность выше.
Он посмотрел вниз. Цистерна еще горела, и в языках пламени было видно, как в одном исподнем выбегают из монастыря солдаты. Капитан Кляйс, размахивая руками, раздавал указания. Фру Йесперсен лежала недвижно – видимо, без сознания. Хермии Маунт он нигде не заметил. У входа в замок стояли слуги и, задрав голову, следили за самолетом.
Карен ткнула пальцем в циферблат на панели управления.
– Приглядывай вот за этим. Это указатель поворота-скольжения. Работай педалями, чтобы стрелка держалась прямо, как на двенадцать часов.
Яркий лунный свет проникал сквозь прозрачную крышу кабины, но для чтения показаний приборов его не хватало и Харальд светил фонариком на табло.
Они забирались все выше, замок внизу становился все меньше. Карен то и дело поглядывала по сторонам, хотя смотреть, кроме как на освещенный луной датский ландшафт, было не на что.
– Пристегнись, – сказала она. Он заметил, что сама она это уже сделала. – Не то пробьешь головой крышу, когда начнется болтанка.
Харальд пристегнул ремень. У него затеплилось чувство, что они, кажется, спаслись, и он позволил себе порадоваться.
– Я думал, уже конец! – признался он.
– И я, причем не один раз.
– Твои родители сойдут с ума от волнения.
– Я оставила им записку.
– А я своим – нет…
– Давай останемся живы, и они будут счастливы.
– Как ты себя чувствуешь? – Он коснулся ее щеки.
– Лихорадит немножко.
– У тебя температура. Надо побольше пить.
– Нет уж, спасибо. Лететь еще шесть часов, а удобств нет. Не хочу я писать в газету у тебя на глазах. Это погубит нашу прекрасную дружбу.
– Я закрою глаза.
– И поведешь самолет не глядя? Забудь об этом. Все будет в порядке.
Карен шутила, но он беспокоился за нее. Харальд и сам от пережитого чувствовал себя так, словно его поколотили, а ведь Карен проделала то же, что и он, с покалеченными конечностями. Хоть бы она выдержала!
– Взгляни на компас, – попросила Карен. – Как там наш курс?
Читать компас он научился, когда в церкви готовился к полету.
– Двести тридцать.
Карен заложила вираж вправо.
– Думаю, надо держать на двести пятьдесят. Скажешь, когда встанем на курс.
Харальд светил фонариком на компас, пока тот не показал нужный курс:
– Готово.
– Время?
– Двенадцать сорок.
– Следовало бы записать, но мы не взяли карандаш.
– Вряд ли я такое забуду.
– Хочу подняться над этим рваным облаком, – сказала Карен. – На какой мы высоте?
Харальд посветил на высотомер.
– Тысяча шестьсот метров.
– Значит, облако на тысяче семистах.
Минуты спустя самолет плотно окутало чем-то похожим на дым – они вошли в облако.
– Свети на указатель скорости ветра, – попросила Карен. – Скажешь, если наша скорость изменится.
– Зачем?
– Когда летишь вслепую, трудно держать самолет на нужной высоте. Можно задрать нос и этого не заметить. Но если такое случится, мы узнаем: наша скорость увеличится или упадет.
Лететь вслепую оказалось неприятно.
«Видимо, так и случаются катастрофы», – думал Харальд.
В тумане самолет легко может врезаться, например, в гору. К счастью, в Дании гор нет. Но если в то же облако случится попасть другому самолету, оба пилота узнают об этом, только когда будет уже поздно.
Через несколько минут лунный свет пронизал облако, и стало видно, как оно клубится, завихряется за окном. И тут, к облегчению Харальда, облако осталось внизу, неся на себе тень летящего над ним «шершня».
Карен подала рычаг управления вперед, чтобы выровняться.
– Видишь указатель оборотов двигателя?