Кира ощущала все нарастающий страх, обдумывая ее слова. Она не могла себе представить тех ужасов, через которые прошла ее новая подруга. Увидев ее в таком состоянии, Кира преисполнилась еще большей решимости дать им отпор.
«Должен быть другой способ», – сказала она.
Диердре покачала головой.
«Здесь нет ничего, кроме жалкого существования. А потом смерти».
Раздался внезапный стук двери в коридоре подземелья, и Кира поднялась, готовая встретиться лицом к лицу с тем, что ее ждет, готовая сражаться не на жизнь, а на смерть, если придется. Диердре вдруг вскочила на ноги и подбежала к Кире, схватив ее за локоть.
«Пообещай мне одну вещь», – настаивала она.
Кира увидела отчаяние в ее глазах и кивнула в ответ.
«Прежде чем они тебя уведут», – сказала Диердре. – «Убей меня. Задуши меня, если нужно. Не позволяй мне больше так жить. Пожалуйста. Я умоляю тебя».
Глядя на нее, Кира почувствовала, как внутри нее поднимается решимость. Она стряхнула с себя чувство жалости к самой себе, все свои сомнения. В эту минуту девушка знала, что она должна жить. Если не ради себя, но ради Диердре. Неважно, насколько мрачной кажется жизнь, Кира знала, что она не может сдаться.
Солдаты приближались, стук их сапог эхом отдавался в подземелье, их ключи звенели. Понимая, что у нее осталось мало времени, Кира повернулась и, крепко схватив Диердре за плечи, посмотрела в ее глаза.
«Послушай меня», – заверила ее Кира. – «Ты будешь жить. Ты меня понимаешь? Ты не только будешь жить, но мы убежим с тобой вместе. Ты начнешь жизнь сначала, и это будет прекрасная жизнь. Мы отомстим всем мерзавцам, которые сделали это с тобой, – вместе. Ты меня слышишь?»
Диердре неуверенно посмотрела на нее.
«Мне нужно, чтобы ты была сильной», – настаивала Кира. Она осознала, что обращается также и к самой себе. – «Жизнь не для слабых. Смерть и отказ от жизни для слабых, а жизнь – для сильных. Ты хочешь быть слабой и умереть? Или хочешь быть сильной и жить?»
Кира продолжала напряженно смотреть на девушку, когда камеру залил свет от факелов и внутрь вошли солдаты. Наконец, Кира заметила какое-то изменение в глазах Диердре – это было похоже на крошечный лучик надежды, за которым последовал едва заметный кивок согласия.
Послышался лязг ключей, дверь камеры открылась и, обернувшись, Кира увидела приближающихся солдат. Грубые, мозолистые руки схватили ее за запястья и выдернули девушку из камеры, захлопнув за ней дверь. Кира позволила им вести себя. Она должна сохранить энергию, должна застать их врасплох, дождаться идеального момента. Она знала, что даже у сильного врага всегда есть момент уязвимости.
Двое солдат держали Киру на месте, и через железную дверь появился человек, которого девушка смутно припоминала – сын Губернатора.
Кира растерянно моргнула.
«Мой отец отправил меня за тобой», – сказал он, приближаясь. – «Но я первый собираюсь провести с тобой время. Конечно, он будет недоволен, когда узнает об этом, но что он сделает, когда будет слишком поздно?»
На лице сына появилась холодная, злобная улыбка.
Кира ощутила леденящий душу страх, глядя на этого больного человека, который облизывал губы и смотрел на нее так, словно она была вещью.
«Видишь ли», – сказал он, делая шаг вперед, начиная снимать свое меховое пальто. Его дыхание было видимым в холодной камере. – «Моему отцу не нужно знать обо всем, что происходит в этом форте. Иногда мне нравится первым пользоваться тем, что проходит мимо – и ты, моя дорогая, являешься прекрасным экземпляром. Я собираюсь повеселиться с тобой. Я сохраню тебе жизнь, потому что мне нужно оставить что-то и для него».
Он улыбнулся, приблизившись настолько близко, что Кира ощутила его неприятный запах изо рта.
«Мы с тобой, моя дорогая, познакомимся поближе».
Сын кивнул двум стражникам и, к ее удивлению, они ослабили хватку и отступили. Каждый из них отошел подальше, чтобы дать ему пространство.
Она стояла со свободными руками и украдкой оглядывала комнату, оценивая свои шансы. Здесь было двое стражников, каждый из которых вооружен длинным мечом, и сын Губернатора – выше и шире нее. Она не смогла бы осилить их всех, даже если бы была вооружена.
Кира заметила, что в дальнем углу у стены находится ее оружие – лук и жезл, ее колчан со стрелами – и ее сердце забилось быстрее. Она бы все отдала за них сейчас.
«А-ах», – произнес сын Губернатора, улыбнувшись. – «Ты смотришь на свое оружие. Ты все еще думаешь, что сможешь это пережить. Я вижу в тебе неповиновение. Не волнуйся, совсем скоро я тебя сломаю».
Неожиданно он отвел руку назад и ударил ее так сильно, что у Киры замерло дыхание. Все ее лицо обожгла боль. Кира оступилась назад, упав на колени, из ее рта закапала кровь. Боль резко пробудила ее, звеня в ушах и в голове. Кира стояла на коленях и на руках, пытаясь восстановить дыхание, осознавая, что это было прелюдией того, что должно произойти.
«Знаешь ли ты, как мы приручаем своих лошадей, моя дорогая?» – спросил сын Губернатора, стоя над ней с безжалостной улыбкой на губах. Солдат бросил ему жезл Киры и тот, поймав его, поднял жезл высоко и опустил на незащищенную спину девушки.
Кира закричала от нестерпимой боли и упала лицом на камень. Ей казалось, что он сломал каждую косточку в ее теле. Она едва могла дышать и понимала, что если ничего не предпримет в скором времени, то останется калекой на всю жизнь.
«Не надо!» – крикнула Диердре, умоляя за решеткой. – «Не причиняйте ей вреда! Возьмите меня!»
Но сын Губернатора ее проигнорировал.
«Это начинается с жезла», – сказал он Кире. – «Дикие лошади сопротивляются, но если ты ломаешь их снова и снова, бьешь их нещадно день за днем, однажды они подчинятся. Они станут твоими. Нет ничего лучше, чем причинение боли другому созданию, не так ли?»
Кира почувствовала движение и краем глаза заметила, что он снова поднял жезл со взглядом садиста, собираясь нанести ей удар посильнее.
Чувства Киры обострились, и ее мир замедлил ход. То ощущение, которое у нее было на мосту, вернулось к ней, – знакомое тепло, начинающееся в солнечном сплетении и распространяющееся по ее телу. Она почувствовала, что оно наполняет ее энергией, большей силой и скоростью, чем она когда-либо мечтала.
Перед ее глазами мелькали образы. Она увидела себя, тренирующейся с людьми отца, вспомнила свои бесконечные спарринги, то, как она училась чувствовать боль и не столбенеть, как сражалась с несколькими нападающими одновременно. Энвин тренировал ее неустанно в течение нескольких часов, пока она не отработала свою технику до совершенства, пока та, в конце концов, не стала частью нее. Кира настояла на том, чтобы мужчины научили ее всему, каким бы тяжелым ни был урок, и теперь все это вернулось к ней. Кира тренировалась именно для такого дня, как этот.