– А вы там… Во что верите?
– Мы в монастыре там живем, не в самом городе. У нас монастырь старый, красивый, на берегу реки. Свято-Троицкий. Настоящая крепость. Такая, знаешь, белая крепость с небесно-голубыми куполами. Поразительное место. Там нельзя в Бога не верить.
– А вообще – в себя, – гавкнул задорно Игорь или Михаил.
– Везет вам, – вкривь и вкось улыбнулся им Артем. – А у нас ни монастыря, ни себя. Ни хера не осталось.
Арсений закрутил окурок в мятую банку из-под какой-то доисторической рыбы, поднялся с места.
– Это тебе надо говорить. Тебе надо людям все рассказывать, а ты теряешь время на нас. Иди.
– Я вас провожу.
– Не надо. Ты… Говори. А мы уж постараемся сделать так, чтобы ты говорил подольше.
* * *
– Едут! С вышки видно! Едут уже! Они?
Ветер устал, и скрип умолк. Тихо стало снаружи – ватно-тихо, как на Садовом. И в этой тишине только зудели совсем далеко пока еще высоким голосом как будто бы нестрашные моторы.
– Сколько их? – и, не дожидаясь ответа, Артем опять полез на небо сам.
Они мелькнули в просвете между многоэтажками – один, другой, третий – и пропали. Три грузовика точно, может, больше. Нет, еще! Еще два! Пять. Пять одинаковых. Ехали сюда от Москвы. Замызганные панельные дома прикрыли их, отсекли звук. Минут десять им, наверное, ехать.
Сколько в этих грузовиках? Пятьдесят человек влезут. На крышах пулеметы. И снайперы есть, наверное. Одновременно если на штурм пойдут… Никто из Артемова войска не успеет и глазом моргнуть. Всех положат. Всех – собакам.
Десять минут. Значит, надо спускаться. Начинать последний сеанс.
Все успеть сказать. Арсений с сыновьями и Леха купят ему немного времени, добрые люди. Теперь – никакой посторонней болтовни.
Принимает его кто-нибудь или нет? Москва не ответила ни разу. Но ведь не нужно рации с обратной связью, чтобы слушать. Достаточно и приемника. Лишь бы слушали, пускай молчат.
Снова вроде вжикнуло вдалеке.
Артем повел ухом на звук. Прищурился…
С востока, из ничего, из России – гнала к форпосту точка: пыль столбом. Она дальше от поворота на радиоцентр была, чем грузовики, но мчала быстрей. Кто?!
Пора было уже не то что ползти вниз – спрыгивать! – но Артем не мог отпустить точку, пока она не подросла. Что-то… Серое? Серебристое! Не точка, а как автоматная пуля – вытянутая; универсал!
Савелий?
Ноги со спеху скользили по тонкой арматуре; анальгин со спиртом выдыхались уже, и не так просто стало шевелиться. Потерял несколько секунд. Хотел объяснить все Игорю-Михаилу, но понял: самому быстрей получится. Оба ждали во дворе – дерганые, испуганные и радостные.
– Давайте на второй! Из окон будете! – приказал он братьям. – Леха! Дорогу паси!
Открыл ворота, и вместо радиопередачи выбежал на шоссе. Их сейчас пятеро всего, и то Артем вещать будет; а если Савелий успеет, он один за двоих зачтется. Только к ним ли он возвращается? Что забыл?
Звенело в обоих ушах.
Грузовики сложились в один, как карточная колода. Мчали с включенным светом, не скрываясь.
Из противоположности им навстречу, как будто чтобы расшибиться о них, летел приземистый универсал.
Мясорубочные ножи остановились, дожидаясь, пока подвезут людей.
Артем махнул Савелию: давай, ждем! И обратно – в укрытие.
Рев «Уралов» уже был совсем отчетлив, когда визгнуло на шоссе тормозами: универсал-пуля первым пришел, с разгона ввинтился в поворот, и уже в закрывающиеся ворота успел.
Савелий все-таки.
Савелий!
– Я это… Решил отложить отпуск… – объяснил он уже из багажника, вытягивая баул с пулеметом. – Сейчас вот доработаем – тогда поеду.
Артему захотелось прямо обнять его, поцеловать в морщинистую шкуру.
– Херовое геройство, – сказал он Савелию вместо этого.
– Мы еще из их «КамАЗов» себе соляры нацедим! – подмигнул сталкер.
– Соляры, – повторил Артем. – Ты же на дизеле?
– На нем.
– Дай канистру!
– Че хоть?!
– Канистру дай! Дай! Соляры! Соляры дай!
Вырвал у Савелия пластиковую баклажку с мутью, поскакал с ней, посекундно оглядываясь на забор – где полезут? – там, где Артем перелезал? – к коматозному экскаватору.
Жри! – Артем ливанул в пересохшую экскаваторную глотку жидкой радуги из канистры. Хлебай! Тебе тоже хотелось, а? Хоть и с крошеными зубами, хоть и на крови. Надо убраться напоследок. Боевые сто грамм. Полез на гусеничный трак.
– Ты что?! – Савелий торчал рядом, внизу.
– Вывернуть к херам эти вышки! – Артем связал проводочки – осторожно и неслышно-молитвенно, как будто с миной разговаривал.
Грузовики ревели уже тут, на повороте. Потом заглохли. Высаживали десант?
Вжал педаль.
Давай! Дав-в‑вай!
Экскаватор судорогой дернулся.
Всхрапнул. Встряхнулся. Заревел. Очнулся. Ожил. Ожил!!!
Рычаги тут. Впереди два, и по бокам от сиденья два еще. Один тронул – стрела вверх пошла. Другой – развернулась, и в забор зубами – хррусь!
– Те два рычага! – заорал на него Савелий. – Впереди! Как на танке! Вылезь! Вылезь, балда! Дай я!
Вскарабкался в два присеста на трак, дал Артему пендаля, чтобы тот из кабины выметался. Вцепился в рычаги.
– В сторону! Размажу!
Развел руки в стороны – и экскаватор, пятьдесят он тонн или сколько, вдруг пошел кругом, как будто в танце закрутился, закружился на месте.
– Крррасота! Скучал по гусеницам! – загоготал Савелий. – Откуда начинаем?!
– С дальних! С дальних давай! Убирай его отсюда!
За бетоном, наверное, уже рассыпались люди без различий; может, уже разматывали крюки-кошки; а снайперы в ветках гнезда вили. Не успеешь за секунду – опоздаешь навсегда.
До центра донесся, забыв о колене. Все. Все.
Через ветви показалось: человеческие тени. Мимо ворот кто-то шмыгнул.
– Там радио! Там голос! Вызывают! – со второго крикнул Михаил-Игорь.
– Окружают! Вокруг расходятся! Стрелять?! – Леха с крыши.
Мимо окна пультовой медленно полз поднятый из мертвых экскаватор, окутанный гарью, занося уже единственную свою, покрытую трупными пятнами, руку для удара.
– Вызываем! Срочно! – сдавленно, по-комариному звенели наушники.
Кому приспичило сейчас?!
Что же вы раньше-то все молчали, как в рот воды?