Трэвис крутанулся и развернул правой рукой винтовку, остановив движение чуть дальше росшего в пятнадцати футах от него дерева с двумя стволами, расходившимися от корней в виде буквы V.
Он услышал резкий, удивленный вздох, а потом увидел нечто невозможное: в воздухе, из ниоткуда, появился пистолет с глушителем.
Трэвис выпустил очередь.
Отдача у этой мощной винтовки была раза в три сильнее, чем у «М-16», так что ствол почти сразу же увело от цели. Но это уже не имело никакого значения, потому что даже сквозь грохот выстрелов он услышал крик убийцы и увидел, как пистолет, выпав из невидимой руки, отлетел в сторону и упал на землю. Секундой позже самая нижняя ветка двойной сосны прогнулась, клонясь к земле, словно под навалившимся на нее весом.
Трэвис перестал жать на спуск. Сначала все было тихо, потом раздались хриплые стоны.
Трэвис взглянул на зажатый в руке шар. Теперь его свечение пульсировало в такт его собственному участившемуся пульсу.
И снова его голову заполнило воркование Эмили. Он услышал, как она хихикнула.
— Накормил его пончиками, а? Да так, что вишневая начинка наружу лезет!
У Трэвиса голова шла кругом. Умом он, ясное дело, понимал, что голос вовсе не принадлежит Эмили и эта штуковина не имеет к ней ни малейшего отношения, да только понимание это как будто подтаивало с каждой секундой, пока он сжимал сферу в руке. Он чувствовал, как его мышление теряет ясность и четкость, размываясь подобно тому, как в слепящем сиянии теряло четкость зрение.
Пришло время отключиться. Отключиться побыстрее, как говорила Пэйдж. Он разжал руку…
Винтовка выпала, стукнувшись о корни у его ног. Он резко набрал в грудь воздуха, осознавая свою ошибку.
— Милый, ты ведь не хотел меня бросить, правда?
Нет, конечно, не мог же он на самом деле захотеть расстаться с ней.
С ней? С этой штуковиной!
— Ты можешь думать обо мне как о девушке, если тебе нравится. Мне-то все равно. У меня не было возражений даже против того, что меня все это время называли не тем именем. Обещаю, как-нибудь потом я назову тебе свое настоящее имя. Оно гораздо лучше, чем «Шепот».
С каждым уходящим мгновением — с очередной пульсацией сферы — голос все больше успокаивал и убаюкивал его, возвращая чувствами в ту ночь, к тем нескольким часам, которые очень долго вспоминались им как лучшие в его жизни. Когда Эмили поцеловала его со страстным желанием, их дыхание смешалось, а потом их губы разъединились на то время, какое потребовалось, чтобы снять через голову ее блузку…
— На тот случай, если тебе интересно: в него попали три из двенадцати выпущенных тобой пуль.
Как прекрасно! Не так важно, что именно она сейчас говорит. Достаточно одного голоса. О чем вообще думала Пэйдж? Кто, спрашивается, в здравом уме захочет отказаться от этого? От этого счастья?
— Твоя третья пуля ударила ему в ключицу, отклонилась вниз на сорок пять градусов и разорвалась как раз вовремя, чтобы раздробить шестой и седьмой позвонки. Лихо получилось! Он даже не в шоке — боль, которую он испытывает, достигает девяноста девяти процентов того уровня, какой вообще в состоянии выдержать нервная система человека. А этот человек, судя по его сердцебиению, сможет выдерживать ее еще секунд восемьдесят.
— Я люблю тебя, — услышал Трэвис свой шепот. — Я всегда тебя любил.
— Ох, милый, Эмили Прайс мертва. Ты ведь сам знаешь.
— Да, знаю.
Это не имело значения. Ничто не имело значения. Все было превосходно.
— Это ведь жестоко для близких, что ни один живой человек не знает, где она похоронена, ты не находишь?
— Не то слово.
Он вздохнул, его сердце забилось быстрее, и пульсация света поддержала этот ритм.
— Вересковое озеро, дюны к западу от парковочной площадки природного центра. Там, на гребне задней дюны, растут восемь берез, она зарыта под самой маленькой. Когда они ее закапывали, деревца еще не было, а сейчас корни проросли сквозь ее грудную клетку.
Как здорово, как потрясающе здорово! Трэвис приблизил источник света к глазам. Как он мог ошибиться, приняв это сокровище за какую-то там звезду? Бери выше, гораздо выше!
— Тебе стоило бы всерьез подумать насчет Пэйдж Кэмпбелл.
Кто такая Пэйдж Кэмпбелл? Впрочем, какая разница.
— Может быть, тот поцелуй был чисто прагматическим действием, но, по моим ощущениям, за ним стоит готовность к чему-то большему, когда она лучше тебя узнает. А мои ощущения, как правило, не обманывают.
— О, это замечательно.
— Если вы оба выживете после того, что предстоит, у тебя появится шанс заполучить ее, несмотря на твою биографию. Тут весь фокус как раз в том, чтобы выжить. Это будет непросто, как пить дать, особенно с учетом того, куда вы вдвоем вскоре отправитесь. В Швейцарию, Театерштрассе, семь. При том что это стержневой момент плана ее врагов. Фактически это самое опасное строение в мире, ну, может быть, не считая хранилищ радиоактивных отходов. Но, право же, их никто и не считает.
— Театерштрассе, семь…
В ее устах эти слова звучали как музыка.
— Все в «Тангенсе» смертельно боятся этого места. А уж как бы они обделались, узнав о его истинном назначении…
Трэвис рассмеялся. Не зная почему. Да и какая разница?
— Но, раз уж тебе предстоит туда сунуться, дам-ка я тебе кое-то нужное.
Едва прозвучала эта фраза, Трэвис ощутил покалывание в голове, не точечное, а словно повсюду одновременно. Потом все прошло.
Он услышал хихиканье Эмили.
— Теперь не говори, будто тебе не помогли, это без иронии. Девушка ведь должна получить удовольствие, верно?
— Я хочу того же, чего и ты, — прошептал Трэвис.
— Серьезно?
Он энергично закивал, и сфера на момент погрузилась в молчание, быть может, задумчивое. Потом свет изменился. Заметно. Потемнел, но каким-то образом при этом не потускнел.
— Дело в том, что я хочу неприятностей.
— Неприятности, — с готовностью повторил Трэвис.
— Я их устраиваю. Для того меня и создали.
— Хммм…
— И поэтому ваши враги желают меня заполучить. Каких только гадостей они не затевают! Но нас тут сейчас их замыслы не заботят, правда ведь? Мы сейчас сами можем так навредить, что мало не покажется. Никому на свете. Ведь ты хотел бы этого?
— О, да…
Сфера снова умолкла, и у Трэвиса сложилось впечатление, что она оценивает варианты. Он повертел ее влево-вправо перед глазами, любуясь игрой света в ее глубинах.
— Ладно, посмотрим… Это сработало бы, но скучновато, мне хочется чего-то большего. Все или ничего, да? А что, если…