– Вы догадались, что сейчас обрушится бункер?
– Нет, я лишь сообразил, что мистер Рафферти и Муни в непосредственной опасности, раз кто-то потрудился вытащить нас в такое необычное место, как элеватор. Я побежал к ним, услышал треск, когда бункер начал проседать, и просто попытался вытолкнуть их из опасной зоны. А дальше я помню не больше, чем мистер Рафферти.
Ирландец повернулся к Муни:
– Хочу задать тебе один вопрос, девочка. Где ты нашла мою винтовку?
– Там, – малышка ткнула пальцем в место на полу прямо рядом с дверью. – Ты потерял.
– Можно и так сказать. Скорее всего, оружие выбило из ваших рук, мистер Холмс. Скажи, а кто научил тебя стрелять из такого большого пистолета?
– Маленький Олаф, – ответила Муни, видимо имея в виду своего брата. – Он мне показал. Пиф-паф! И я убила плохого человека.
– Да, дитя мое, – улыбнулся Рафферти. – И мы все рады этому обстоятельству.
Не желая снова пробираться через кучу зерна, мы обогнули элеватор и снова вошли в ту же дверь, что и первый раз, направившись к лежавшему в луже крови трупу человека, который пытался нас убить.
– Как бы я хотел поговорить с ним, – посетовал Холмс, глядя на тело. – Боюсь, без его показаний главный организатор преступления так и не предстанет перед судом.
– То есть вы считаете, что на преступление его толкнула миссис Комсток? – спросил я.
– А кто же еще.
– Одно могу сказать точно, – изрек Рафферти, наклонившись и осматривая смертельную рану, – на переизбрание шериф Бем претендовать уже не сможет.
Мы смотрели на бездыханное тело шерифа, и Холмс сказал:
– Надо уходить отсюда немедленно.
– Зачем? – удивился я. – Разве не стоит известить власти о случившемся?
Рафферти хлопнул меня по плечу:
– Док, старина, вы слишком честный человек для детектива. Мистер Холмс прав. Мы влипли по самые уши, и чем дольше мы тут остаемся, тем больше у нас будет проблем. Неужели вы сами не понимаете? У наших ног лежит мертвый блюститель закона с пулей в шее. Если мы сообщим властям, что убили шерифа Бема, вряд ли нам пожмут руку и повесят медали на грудь. Нас упекут в каталажку, а потом уже будут долго и муторно разбираться, что случилось. Учитывая все обстоятельства, будет разумнее поехать в Мурхед и затаиться. Если кто-то спросит про Муни, всегда можно сказать, что мы нашли ее в городе.
– Согласен, – кивнул Холмс. – Мы не встретили ни одной повозки, никого не видели. На ферме тоже ни души. Если начнутся расспросы, мы просто скажем, что поехали прокатиться по пригороду. Доказательств обратного нет.
– А как же миссис Комсток? – спросил я. – Что вы намерены с ней делать?
– Я намерен отыскать ее, а еще я намерен отыскать рунический камень. Судя по замечанию шерифа, Уотсон, совершенно ясно, что здесь камень никогда не прятали. Карта – лишь хитрость, чтобы заманить нас в ловушку.
– И где, по-вашему, находится камень?
– Этот вопрос стоит задать миссис Комсток, – сказал Холмс. – Пойдемте. Оставаться здесь не имеет смысла.
По дороге в Мурхед Рафферти, который явно завоевал симпатию Муни, изо всех сил пытался разузнать побольше об обстоятельствах ее исчезновения. Он сел вместе с ней сзади, поскольку Холмс занял место кучера, хотя, должен признаться, и в подметки Рафферти не годился в этом деле. Несмотря на то что девочка увиливала от ответов и меняла тему самым непредсказуемым образом, Рафферти помимо прочего удалось узнать, что Муни уехала из дома Кенсингтонов по собственной воле – когда ей сказали, что брат хочет встретиться с ней в Мурхеде. Разумеется, Холмс примерно так и думал, учитывая, что следов взлома мы не нашли.
Рафферти спросил:
– А кто тебе сказал про брата?
– Золотой мальчик. Он красивый.
– А, понятно. А он не говорил, как его зовут, Муни?
– Маленький Олаф в Мурхеде. Он так сказал. Я поехала повидать его.
– Конечно. Так золотой мальчик друг маленького Олафа?
– Да. Я люблю маленького Олафа, но он уехал. Это плохо.
Рафферти пришла в голову идея:
– А еще у этого золотого мальчика на куртке очень красивая бахрома, да?
Девочка кивнула:
– Да, она так красиво качалась на ветру. Мне она нравилась.
Без сомнения, речь шла о Билли Свифте: это у него были золотистые локоны и куртка с бахромой. Этот золотой мальчик и заманил Муни в Мурхед, а еще дал ей денег на фотографии и на билет. Но никакие расспросы не помогли Рафферти установить, когда именно Муни перевезли сюда и когда на сцене впервые появился шериф Бем. Не удалось выпытать у Муни и того, как Бем и Свифт узнали про фотографии. Однако она сказала, что шериф «взял лица из ящика».
– Ага, то есть он украл твои снимки. Это плохо.
– Рочестер мне их отдал, а плохой человек забрал.
– Все забрал?
– У меня есть секрет, – внезапно заявила девочка.
– Я так и знал, Муни. У тебя больше секретов, чем у кого бы то ни было из моих знакомых. Скажешь мне?
– Может быть. Я люблю секреты.
– Я знаю. И тоже люблю секреты. У меня есть один для тебя. Можно шепну тебе на ушко?
– Давай. Только ухо не щекочи.
Как и в первый раз, Рафферти наклонился и что-то шепнул ей на ухо, после чего девочка заразительно рассмеялась:
– Ты веселый.
– Стараюсь. Ну что, рассказать тебе еще один или теперь твоя очередь? У тебя ведь стоящий секрет?
– Да. – Все еще хихикая, девочка что-то прошептала на ухо ирландцу.
– Отличный секрет, – улыбнулся Рафферти, когда Муни отстранилась от него.
Вскоре после этого малышка потеряла всякий интерес к дальнейшей беседе: ее вниманием завладело свинцово-серое небо, и Муни всю дорогу рассматривала облака.
Как Рафферти и предсказывал, когда мы добрались до отеля, в воздухе уже кружились редкие снежинки. Кенсингтон ждал нас в холле. За этим последовало слезное воссоединение с Муни. Когда они с падчерицей поднялись в номер, Рафферти поведал нам, что ему шепнула девочка.
– Она сказала, что спрятала один снимок. Могу ошибаться, но мне кажется, речь идет о том, что шерифу Бему не удалось уничтожить все фотографии. Если мы сможем найти спрятанный снимок, то узнаем, кто вырезал надпись на камне.
Освежившись и переодевшись в чистую одежду, мы с Холмсом отправились на станцию. Тем временем Рафферти, которому я наложил повязку на сломанный нос, решил «перетереть с местными копами», как он это назвал. Он хотел спросить, не видел ли кто Нильса Фегельблада, соседа Олафа Вальгрена, который предположительно приехал в Мурхед.